Новое небо над новой землей (размышления над Библией)

Сын Человеческий

Пришествие это должно было, естественно, иметь и своё человеческое измерение. Самое Рождество было чудом Божиим, ибо рождение Спасителя было от Духа Святого (Лк 1:35), но в остальном произошло совершенно естественным образом. Так же естественно Иисус рос и жил до того момента, когда Господь призвал Его на служение (Лк 2:52). Очевидно, что полнота Божия, которую Он нёс в Себе, была в Нём с самого момента зачатия; о ней свидетельствовало Откровение, бывшее пастухам в ночь Его Рождества (Лк 2:8-14); Елизавета чувствовала её в Нём, ещё когда Он был во чреве Матери (Лк 1:40-45), а старец Симеон (Лк 2:25-35) и пророчица Анна (Лк 2:36-38) — когда Он был младенцем. Проявилась она и в отроческом возрасте, в том ответе, который дал Иисус в Иерусалимском Храме искавшим Его родителям (Лк 2:48-50). Но полнота эта оказывается как бы скрытой до времени, и поскольку она скрыта, постольку Иисус подчиняется тем обычным земным законам, которым подчинена жизнь всякого человека. После начала Его служения Его Божественная полнота стала проявляться во всех Его действиях необычайно ярко; но и при этих проявлениях Он всё же оставался вполне Человеком: в пустыне после Крещения Он подвергается искушению от дьявола (Мф 4:1-11; Мк 1:12-13; Лк 4:1-13); Он молится Отцу Небесному, как и всякий человек (Мф 4:23; Мк 6:46; ср. Лк 11:1); в Гефсимании перед Крестом Он переживает страшную внутреннюю борьбу (Мф 26:36-46; Мк 14:32-42; Лк 22:39-46); наконец, сами Его страдания и смерть (Мф 27:32-50; Мк 15:25-39; Лк 23:32-49; Ин 19:17-30) — всё это свидетельствует о том, что Он до самого конца Своего земного служения оставался Человеком.

Ответ на естественный вопрос о том, как соединялись в личности Иисуса Христа не только две природы, но и две воли, остаётся Его тайной. Единственное, что можно сказать наверное, — это то, что никакого насилия и принуждения здесь не было и быть не могло; вероятно, явление Иисусом миру сокрытой в Нём полноты Божией не могло произойти помимо Его человеческой воли, а Его человеческая воля была вполне Им предана в волю Отца, так, что Его Богочеловеческое могущество проявлялось лишь тогда, когда этого хотел Отец, хотя в принципе оно могло бы проявиться в любой момент (Мф 26:53). Замечательно в этом смысле самосвидетельство Иисуса, который говорит о Себе, что Он видит «Отца творящего» (Ин 5:19), и Отец «показывает Ему всё, что творит Сам» (Ин 5:20). Речь, по-видимому, идёт о том, что Иисусу открыта вся полнота промысла Божия, и Он как Человек осознаёт это с совершенной несомненностью.

Следует, однако, отметить, что человеческая природа Иисуса всё же известным образом отличалась от природы падшего человека. Замечательно, что Сам Иисус, говоря о Себе, называет Себя не бен-авраам, «сын Авраама», как с гордостью называли себя евреи, особенно из фарисеев (Ин 8:33; ср. ответ фарисеям Иоанна Крестителя на их горделивые помыслы, см. Мф 3:9; Лк 3:8), а бен-адам, «Сын Человеческий». На родном языке Иисуса возникает отсутствующая в греческой передаче смысловая перекличка с Торой, с теми главами Книги Бытия, которые повествуют о первом человечестве и о грехопадении. Именно эту смысловую перекличку, очевидно, обыгрывает Апостол Павел, называя Иисуса Христа «вторым Адамом» (1 Кор 15:45). Соотнесение это, разумеется, не случайно. Речь идёт не только о вселенскости миссии Христа (название бен-адам в устах еврея применимо ко всякому язычнику), но и о действительной соотнесенности человеческой природы Иисуса с человеческой природой Адама, который уже у Апостола Павла становится образом соборного человечества (Рим 5:12-21). Человеческая природа Иисуса свободна от греха, и в этом смысле Он принадлежит уже не падшему человечеству, а человечеству новому; Он — своего рода посредник между совершенным человечеством прошлого (если только это совершенное состояние человека вообще можно вписать в исторический контекст) и преображённым человечеством будущего, которое также уже не будет принадлежать истории.

В этом смысле Он — подлинный всечеловек, Который может установить совершенное единение со всяким, кто этого пожелает и ответит Ему на Его призыв. Его всечеловечность становится видимой особенно явно во время Тайной Вечери, о чём ещё будет сказано ниже; но и всегда, когда Он являет Свою подлинную человеческую природу — будь то Преображение или Воскресение, эта всечеловечность становится видимой. Особенно же ярко она проявляется в день Пятидесятницы, когда Его полнота Духом Святым открывается каждому и включает в себя каждого. Однако полнота эта, явившись после Его Воскресения и Вознесения, невидимо присутствовала в мире от начала времён, и уже Рождество Христово было началом её выявления.

В сущности, началом этим стало само чудесное зачатие (Лк 1:35) — именно здесь Святой Дух произвёл действие, принесшее такой плод, какого прежде не видел мир: миру этому был явлен Богочеловек. Мистики Израиля немало говорили о Богосупружестве, однако всякий обычный духовный брак, единение верующей души с Богом не доходит до той абсолютной степени, которая необходима для Боговоплощения; духовный брак Девы Марии оказался именно таким, и Она стала Богородицей, дав жизнь по плоти Богочеловеку. В этом Богочеловеке была заключена полнота Святого Духа, которая станет видимой лишь в конце времён, и явление этой полноты неотделимо от завершения Им Своего земного служения (Ин 14:16-17; Ин 16:5-15). Очевидно, Откровение Лика Святого Духа связано как с Откровением Лика Отца (Ин 14:16), так и с Откровением Лика (а значит, и совершенной, преображённой человечности) Сына (Ин 16:7). Не исключено, что раскрытие ипостасной полноты Святого Духа связано с соборным ликом Церкви как Тела Христова и что раскрытие это становится возможным лишь тогда, когда оказывается явленной вся полнота Лика Христа, воссевшего, по слову Евангелия, «одесную Бога» (Мк 16:19). И неудивительно, что средоточием этого соборного лика Церкви становится лик Девы Марии (Откр 12:1-2, Откр 12:5-6, 13-17). Эти стихи из Апокалипсиса Иоанна лучше всего объясняют смысл церковного почитания Божией Матери. Она — средоточие Небесной Церкви и самый Чистый Образ святости, какой только может явить человек: ведь святость — это всегда вмещение Христа в сердце, и кто же, как не Пресвятая Дева, вместил Его в своё сердце до конца? Так тайна Рождества и Боговоплощения соприкасается с тайной святости, которая одна есть цель и смысл духовной жизни христианина.