Мысли вслух на Евр 8:6-13

Продолжая разговор о Христе как о Первосвященнике, автор послания вспоминает слова Иеремии о новом, мессианском союзе-завете, который Бог заключит со Своим народом, когда придёт Мессия.

Отличительной особенностью каждого вновь заключаемого союза-завета становится то или иное качество отношений между Богом и Его народом. Мессианский завет, судя по словам Иеремии, будет отличаться тем, что каждый станет живой Торой: жизнь каждого тогда станут определять только его отношения с Богом, живое откровение и связанный с ними внутренний духовно-нравственный императив, называвшийся в послепленный период внутренней Торой. И вот теперь, по мысли автора послания, это время, о котором говорил пророк, настало.

Прежний завет уступает место новому. Но автор далёк от понимания завета как простого юридически обязывающего договора, хотя употреблённое в тексте греческое и соответствующее ему еврейское слова означают именно такой договор. Речь идёт именно о союзе, о той динамике отношений Бога со Своим народом, где нет места простой замене одного алгоритма другим. В самом деле: всякие отношения с Богом, будь то отдельного человека, будь то общины или даже целого народа всегда меняют духовную жизнь человека или человеческого сообщества, придавая ей новое качество.

И новые отношения, когда приходит время для них, не отменяют этих изменений: человек, община иди даже целый народ вступают в новый союз-завет такими, какими они стали на предшествующем этапе. Но сам предшествующий этап заканчивается, он исчерпывает себя, «стареет» и «ветшает», как говорит о нём автор послания. На смену же прежнему союзу-завету, прежней динамике отношений приходит завет новый, и новые отношения в своей духовной динамике оказываются уже неотделимы от Христа как нового Первосвященника.

В этом отрывке цитируется обетование Божие из книги пророка Иеремии (Иер 31:31-34). Господь говорит, что завет, который Он хочет заключить со своим народом, должен принципиально отличаться от всех прежних заветов. Прежний завет был теорией. Это было некое знание о том, что следует делать... но это знание не работало: народ не пребыл в завете. Почему? Да потому что невозможно сохранить единство с Богом путём выполнения правил! Либо человек не сможет разобраться во всех правилах, либо будет выполнять их механически, не сердцем, а только разумом, либо и то, и другое. Новый Завет принципиально отличается именно тем, что Господь начинает действовать уже не снаружи, но изнутри. Он вкладывает закон в мысли и в сердце. Это возможно только действием Святого Духа. И только позволяя Ему совершать это в нас, мы сможем жить в Его правде и быть Его народом.

От темы Мессии-Первосвященника автор послания переходит к теме старого и нового союза-завета. Он цитирует (хотя и достаточно вольно) известные слова Иеремии о новом, мессианском союзе-завете, который, по словам пророка, должен будет прийти на смену союзу, заключённому на Синае во времена Моисея (ст. 8 – 12; ср. Иер. 31 : 31 – 33). При этом автор послания говорит о неполноте («недостаточности») прежнего союза, которая и привела к необходимости его обновления с приходом Мессии (ст. 7). Разумеется, неполнота сама по себе не обесценивает однажды заключённого союза, но она требует дальнейшего развития, углубления отношений с Богом, без которого прежний союз разваливается, теряя свой смысл. Иеремия не случайно обращает особое внимание на тот факт, что прежний союз, заключённый на Синае, оказался нарушен потомками тех, кто в своё время клялся его соблюдать, а новый, идущий ему на смену, должен не просто восстановить разрушенные отношения народа с Богом, но и углубить их, придав им новое качество. Если же этого не произойдёт, то и прежний союз не устоит: сам по себе он обречён (ст. 13).

Здесь автор послания выражает сущность природы Царства: оно никогда не бывает статичным, само его существование — динамика, развитие, расширение. И союз-завет он рассматривает, прежде всего, в контексте истории Царства (или его предыстории, если иметь в виду дохристианский период). Вся история отношений Бога со Своим народом, так же, как и с отдельными его представителями, предполагала путь в Царство. С приходом Мессии завершился очень важный и очень долгий его этап, который можно было бы считать подготовительным, этап, начавшийся на Синае в день заключения завета и дарования Торы. Но приход Мессии означал вместе с тем и начало нового этапа, который предполагал приобщение ищущих к жизни Царства и раскрытие Царства в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире. Сам союз-завет имеет смысл лишь в контексте этого духовного процесса, который не предполагает остановки: и приближение Царства, и его раскрытие в нашем ещё не до конца преображённом мире — процесс непрерывный. Остановиться означает выпасть из этого процесса, перестать быть его частью, а тогда никакие прежде заключённые союзы не спасут. Царство — это жизнь, жизнь во всей её полноте, которая не может остановится на полпути. Так же, как не может остановиться на полпути и ищущий Царства.

Главное отличие Христа как Первосвященника от всякого первосвященника из левитов заключается в характере Его служения. В самом деле: все священники были служителями алтаря — и прежде всего алтаря земного. Разумеется, речь идёт не просто о символах и о символическом служении: Бог совершенно реально присутствовал у тех алтарей, места для которых Сам же и выбирал.

Божье присутствие было необходимым условием любого яхвистского жертвоприношения, любого священнодействия и богослужения. Без прямого и непосредственного Божьего участия служить Богу невозможно. Но любой земной алтарь — лишь своего рода духовная проекция той реальности, которая пророкам Израиля открывалась в образе Престола славы, вроде того, который открылся в храмовом видении Исайе Иерусалимскому.

В полноте Бог открывается лишь там, у Престола, у той границы, где Божья воля соприкасается с тварным миром, образуя в точке соприкосновения его, мира, средоточие и духовный центр. Именно благодаря Престолу мир и становится Царством. Там, у Престола, и совершается служение Богу: мир предстоит своему Творцу, а Творец освящает Своим непосредственным воздействием Им же сотворённый мир. И человек принимает в этом процессе самое непосредственное участие — всякий человек, живущий полной жизнью того Царства, жителем которого человек предназначен стать соответственно замыслу о себе Бога.

В отличие от остального мироздания, человеку не обязательно находиться у Престола телесно: достаточно, чтобы его воля пребывала там и чтобы человек осознавал это — тогда он освятится сам, и через него начнёт освящаться мир. Но главным у Престола, Царём мира как Царства оказывается Тот, Кто вместил в Себя Божью полноту всю, целиком и без остатка. Он-то и есть настоящий Первосвященник, пребывающий у того единого Престола, по сравнению с которым любой земной алтарь — лишь тень.

В сегодняшнем чтении мы слышим о том, что ветхозаветные священники служили лишь образу и тени небесного. Позвольте, как же это может быть? Ведь мы знаем, что народ Израилев был действительно народом Божиим, и обряды устанавливались в соответствии с Его указаниями! Однако апостол Павел и не утверждает, что ветхозаветная религия не была истинной. Дело несколько в другом. Существует реальность Царствия Небесного. Реальность мира Божия. Вследствие первородного греха человек потерял прямой доступ в Его Царство, и всё, что происходило на земле до Искупления, было лишь тенью того, что совершается в Вечности. Жертва Христа переворачивает всё. Эта жертва совершилась в Вечности и дала возможность падшему человеку вернуться в Вечность. Более того, отныне каждая Евхаристия — окно в вечность, ибо это та же самая Жертва Христа.

Продолжая тему первосвященнического служения Мессии, автор послания обращает внимание на заключённый в нём новый смысл, которого не было и не могло быть в служении прежних первосвященников. Мессия — истинный первосвященник не только потому, что Он полностью соответствует идеалу первосвященника, который призван был стать совершенным инструментом освящения народа. Он истинный первосвященник, прежде всего, потому, что Сам причастен той полноте Царства, которая и является источником всякого освящения. Именно в этом смысле автор послания говорит об «истинной скинии» и о святилище, которое создано не людьми, а Самим Богом (ст. 1 – 2). Такой Первосвященник не может оставаться на земле в том смысле, в котором остаётся здесь всякий человек: ведь тогда Он ничем не отличался бы от обычного человека, оставаясь целиком под властью законов нашего, ещё не преображённого мира (ст. 4 – 5).

Но для того, чтобы освящать народ, пребывающий ещё целиком и полностью в непреображённом мире, Мессия-Первосвященник должен был стать его частью, не подчиняясь при этом его законам, по крайней мере, постольку, поскольку они отражают испорченность падшего мира, обусловленную его греховностью. Освятиться может лишь то, что чисто, а освятить может лишь тот, кто чист — таков принцип ветхозаветного священства. Конечно, чистота была относительной, а освящение неполным, но большего в падшем мире добиться было невозможно. С приходом Христа ситуация изменилась кардинально; но даже Сам Христос мог очистить и освятить Своих верных лишь постольку, поскольку Он стал частью нашего мира. Мессия-Первосвященник, как и всякий первосвященник вообще, должен был иметь, что принести, в то же время оставаясь рядом с теми, за кого Он совершал Своё приношение (ст. 3). Приношение было не от мира сего, но те, за кого оно совершалось, оставались ещё под властью этого мира. Так родился новый, мессианский союз-завет, основателем которого и стал Тот, Кто стал для верных новым Первосвященником, открывшим им путь уже не в земное святилище, а к алтарю Царства (ст. 6).