Мысли вслух на Евр 2:5-12

В сегодняшнем чтении из послания к Евреям цитируется псалом, в котором псалмопевец говорил о предназначении и величии человека. Господь сотворил человека не многим ниже ангелов, Он предоставил ему власть над всем творением. Он предназначил человека к славе. Однако мы знаем, что грех вошёл в мир, и потому, как говорит автор послания к Евреям, сейчас не всё покорено человеку. Миропорядок, созданный Богом, был нарушен, и восстановить его можно было только одним способом. Последствия греха — смерть — мог взять на Себя Тот, Кто не совершил никакого греха. Любой другой лишь понёс бы заслуженное наказание. Он, Единственный безгрешный, несёт на Себе наш грех — и таким образом возвращает человеку утраченную свободу и славу, делая каждого из нас Своим братом.

Павел исходит из того традиционного представления об ангельских духах, которое было свойственно иудаизму его эпохи. В иудаизме ангелы — всего лишь низшие тварные духи, притом духи служебные и служащие, исполняющие совершенно конкретные Божьи поручения. Они близки к Богу, но перед ними Бог не ставил тех масштабных задач, которые Он поставил перед человеком.

Мир отдан во власть человеку, а не ангелам. И не в последнюю очередь потому, что, в отличие от ангела, человеку в его духовной жизни присуща динамика, определяемая его отношениями с Богом. Ангелы в своём наличном состоянии обладают всей доступной им полнотой жизни, им не требуется духовное становление — такими, во всяком случае, видит их автор послания. Человек же постоянно в становлении, и именно поэтому он может в конце концов стать владыкой мироздания, Богом поставленным правителем, во власть которого отдаётся мир.

Но в падшем состоянии человек не соответствует замыслу о себе Бога, и единственный, кто действительно способен покорить себе мир — это Мессия: ведь только Его и можно считать Человеком во всей полноте человеческой природы. Мир покоряется Мессии не только в силу Его божественности, но и в силу Его человечности, и даже в первую очередь именно в силу Его человечности. Явленная миру в рамках человеческой природы Божья полнота — как раз то, что нужно для полноценного существования перед лицом Божьим как мира в целом, так и самого человека.

И становление мира перед Богом неотделимо от становления человека перед Богом и в Боге — а значит, оно неотделимо и от личности Самого Мессии. Бытие мироздания связано с существованием человека, а существование человека в свою очередь связано с существованием Мессии, и связь эта динамическая, она предполагает становление мира и человека во Христе и вокруг Христа. Ангелы же играют в этом процессе сугубо служебную роль, они не нуждаются в становлении, они полны сами в себе изначально, и потому превосходят человека в его наличном состоянии — ведь падший человек полноты жизни лишён. Но человек, достигший полноты своей жизни, превосходит полноту жизни ангела — в этом одна из основных идей автора послания.

Интересно: почему вдруг автор Послания к Евреям заговорил об ангелах, утверждая, что Бог поставил во главе творения не ангела, а человека? Казалось бы, об этом не приходится говорить много, ведь правота слов священнописателя становится ясной каждому, читавшему хотя бы раз первые главы Книги Бытия. И всё же, как видно, были в Церкви некие духовные тенденции, которые заставили автора послания сделать упор на мысли о том, что человек отнюдь не ниже ангела. В чём же было дело? Вероятнее всего, в тех спиритуалистических и гностических тенденциях, которые стали проявляться в церковной жизни вскоре после катастрофы 70 г. н.э., когда, по-видимому, и было написано послание. Прежде, до катастрофы, главной проблемой Церкви и околоцерковной среды был, по-видимому, мессианизм политический; теперь, после краха мессианского восстания и разгрома Храма, ею становился мессианизм мистический, связанный, возможно, с мессианскими представлениями некоторых иудейских сектантских и полусектантских движений наподобие ессеев. А для этих движений была характерна спиритуализация образа Мессии и Царства. Слова Спасителя о том, что Его Царство «не от мира его», понимались в этой среде дословно, так, что Царство начинало восприниматься, как нечто трансцендентное, не имеющее отношения ни к нашему миру, ни к нашей реальности вообще. Да и относительно Мессии выдвигались предположения, что Он, быть может, вовсе никогда и не был Человеком, что вся Его жизнь — нечто наподобие ангельского явления, что тело Его было призрачным, а значит, призрачным было и распятие, и сама Его смерть. А воскресение Его было всего лишь выявлением Его подлинной, нечеловеческой природы и освобождением её от той видимости человеческой телесности, которой на самом деле у Него не было и быть не могло. И теперь Церкви пришлось противостоять уже не политическому мессианизму, а подобного рода дурному мистицизму, который от христианства оставлял лишь внешнюю форму, да и то нередко основательно искажённую. И автору послания приходится вновь и вновь напоминать, что в центре земного мира находится не «чистый» бестелесный ангел, а человек. И Бог воплотился тоже не в «чистого» бестелесного ангела, а в Человека. Напоминать с тем, чтобы Церковь не перестала быть собой: телом Христовым, наполненным подлинной жизнью реально жившего, реально умершего и реально воскресшего Человека.

Продолжая разговор о спасении, о Мессии и об ангелах, автор послания обращает внимание на сущностно важный в этом отношении момент. Он говорит о Мессии как о Человеке, Который может помочь людям именно потому, что Он и Сам Человек.

Мир ангелов по-своему замечателен, а ангелы превосходят людей в их наличном состоянии потому, что они не пали (речь идёт, разумеется, об ангелах, сохранивших верность Богу, а не о падших духах). Но при всём том ангелы и люди принадлежат, в известном смысле, разным пластам реальности. Ангелы и люди сотворены изначально по-разному, их взаимодействие было с самого начала задумано Богом как взаимодействие существ пусть и духовных, но существующих каждое своим способом и в присущих только ему формах.

Ангел может донести до человека Божью весть (греческое слово «ангел», как и соответствующее ему еврейское, и означает, собственно, «вестник»), но он не может помочь человеку в том положении, в котором человек оказался после падения. Не может, в частности, ещё и потому, что человек — существо одновременно и духовное, и природное, в котором обе составляющих соединены совершенно особенным, неповторимым ни в духовном, ни в природном мире образом. Разумеется, нельзя исключать в принципе явления в мир Божьей полноты, вмещённой в рамки ангельской природы (поскольку применительно к ангелам можно говорить о природе).

Богу возможно всё. Но для человека такая полнота всё равно осталась бы недоступной, она, может быть, и была бы для него как-то воспринимаемой, но во всяком случае оставалась бы от него отделённой так, что человек никогда не смог бы стать в Царстве своим, не смог бы оказаться его настоящим обитателем. Такое мог сделать для человека только другой Человек, Человек, вместивший в Себя Божью полноту и в то же время абсолютно «свой» по природе для всякого человека.

Настолько «свой», что даже возможность смерти оказывалась для Него вполне реальной (для ангела смерть в человеческом смысле слова невозможна в принципе). И Мессия стал как раз таким «своим» для каждого, отличаясь от падших людей только неиспорченностью Своей человеческой природы. Но это «только» как раз и сделало возможным для Него вмещение Божьей полноты и соединение её со Своей человечностью. А значит, сделало возможным и спасение, открывая ищущим дорогу в Царство.

Продолжая разговор об ангелах и о Мессии, автор послания особо подчёркивает тот факт, что Спаситель совершенно реально страдал на кресте, так же, как страдал бы на нём всякий другой (ст. 10). Именно в этом и проявляется человечность Мессии: ведь ангел в принципе не может страдать так, как страдает человек, его не распять, он свободен от телесности и от всех связанных с ней проблем. Но Мессия — не ангел, не существо из другого мира, он называет спасаемых Им людей братьями, тем самым подчёркивая Своё реальное, сущностное единство со спасаемыми (ст. 12 – 13). Только так и можно было спасти человека целиком, не только его душу, но и его тело, которое тоже предназначено Богом стать частью Царства (ст. 14 – 15). Если бы Царство вошло в мир через ангела, человек никогда не смог бы войти в него целиком; тогда речь действительно можно было бы вести о спасении одной лишь души, которая более причастна духовному миру, чем тело, о спасении в том смысле, в каком его стали понимать в Средневековье, имея в виду посмертное блаженство или посмертные муки.

Бог же хотел освятить и преобразить всего человека, потому-то Он и посылает Мессию в мир не ангелом, а человеком. Автор послания не случайно сравнивает Христа с первосвященником (ст. 17): и Тот, и другой — люди, и через Того, и через другого Бог освящает Свой народ — в первом случае, Церковь новозаветную, во втором — Церковь ветхозаветную. Но как первосвященнику ветхозаветному, так и Первосвященнику новозаветному совершенно необходимо было принадлежать миру людей целиком и до конца, иначе ни о каком освящении народа речи быть не могло. Ангел может показать дорогу, но он не может сесть с человеком за один стол, разделив с ним жертвенную трапезу. А дорога в Царство между тем лежит именно через жертвенную трапезу, которая освящает идущих. И пройти её до конца можно лишь со Христом, а не с ангелами.

Мог ли Господь помочь человеку, находящемуся в искушении, до Воплощения? Конечно, мог, ведь Он и тогда был всемогущ... Так о чём же говорится в сегодняшнем чтении? Что значит «Как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь»? Думается, речь идёт вот о каком аспекте. Дело здесь не в способности или неспособности Бога оказать помощь. Дело в способности человека эту помощь принять или даже просто обратиться за ней. Очень трудно общаться с Тем, Кто по определению не просто не мог, но и не имел возможности сделать хоть что-то не так. Он — только власть, только мудрость, понятно, что Он никогда не поступит против собственной воли... Воплотившись, Бог стал истинным человеком — а значит, Сын получил потенциальную возможность нарушить волю Отца. Как и у каждого из нас, у Него была возможность выбрать более простой и комфортный вариант. Он выбрал волю Отца. И уж кто-то, а Сын знает, что такое ужас выбора. Если мы находимся в искушении, мы можем с уверенностью сказать: Он понимает, что с нами происходит, ибо знает это по собственному опыту. Если мы придём к Нему со своей проблемой — Он поймёт.

Язык послания к Евреям очень отличается от других писем апостола Павла. Говоря с язычниками, он объясняет все на простых примерах и простым языком. С евреями, воспитанными на Священном Писании, он использует совсем другие аргументы и слова. Первая часть сегодняшнего отрывка перекликается с притчей о талантах (Мт 25:14-30), в которой задается один из самых важных вопросов для верующего человека: если мы считаем Бога жестоким и слушаемся его из страха, то во сколько раз больше мы должны делать, зная, что он милосерден и благ? Так и здесь: если мы слушаемся посланников, то как же мы должны повиноваться Христу! И, как продолжение сказанного в Евр 1на примерах из священного Писания апостол наглядно показывает нам очевидность превосходства Христа над всем существующим в мире материальном и духовном. Т.к. Он — совершенный человек и Бог.

Утверждая превосходство человека над ангелами, автор послания вместе с тем не забывает, что превосходство это при нынешнем состоянии как мира, так и самого человека оказывается пока ещё скорее духовной и метаисторической перспективой, чем наличной данностью. Слова св. Писания о том, что человек в глазах Божиих значит немногим меньше ангела, он воспринимает как относящиеся скорее к будущему, чем к настоящему (ст. 5 – 8). И речь идёт, разумеется, не о будущем нашего, хотя и преображающегося, но ещё не преображённого мира, а о той полноте Царства, которая откроется миру с возвращением Спасителя. Не случайно автор послания говорит именно об Иисусе как о Том, в Ком осуществились упомянутые им слова псалма о человеке, ни в чём не уступающем ангелам (ст. 9): ведь Иисус с самого начала, с момента Своего зачатия на земле уже нёс в Себе ту полноту Царства, которая нам откроется лишь в конце времён. В известном смысле можно было бы сказать, что Он Сам и есть Царство, а вся Церковь, как сообщество людей, в этом Царстве живущих, представляет собой Его продолжение в мире, который Церкви предстоит преобразить.

Иисус в полноте Своей преображённой человеческой природы и являет Собой тот образ человека, который стоит выше ангелов. И путь в Царство ищущим указывает именно Он. Конечно, откровения Божии могут даваться людям и через ангелов, на то они и «служебные духи». Но ни один из ангелов никогда не заключал в себе всю полноту Царства, и ни один из ангелов никогда не становился до конца частью нашего человеческого мира: ведь ангелы — духи, хотя и тварные, им чужда человеческая природа, как и всякая природа вообще. Они могут быть вестниками Божиими в нашем мире («ангел», собственно, и означает «вестник»), но войти в него не могут по определению, всегда оставаясь для него существами из другого мира. Мессия же вошёл в мир как Человек, при всей Своей уникальности никогда не перестававший быть именно Человеком. Потому-то и откровение Царства, принесённое Им в мир, больше откровения, возвещаемого ангелами (ст. 1 – 4): ведь ангелы, также причастные Царству, всё же не могли стать живым воплощением Царства, открывшегося людям. Тем воплощением, которым стал для ищущих пути Спаситель.