Мысли вслух на Мф 8:1-4

Тем, наверное, и уникально христианство, что оно соединяет в себе несоединимые с точки зрения нашего земного разума вещи. Почему в наше сегодняшнее чтение вошли два таких, казалось бы, разных фрагмента? Возможно потому, что в первом речь идет о благоразумии, а тут же во втором о безрассудстве. Благоразумие в построении надежного дома на камне и безрассудство прикосновения к прокаженному. Как это соединить? В этом глубинная суть христианства. Святое безумие и догматическая чистота, кажется, в этом нет ничего общего, но это два полюса, охватывающие весь мир. Строгий рациональный мыслитель Фома Аквинский и удивительные чудные мистики Франциск Ассизский и Хуан де ла Крус. Философ Соловьев и мистики имяславия. Все мы составляем единое тело, ибо если посвящаешь себя Христу, то посвящаешь все целиком: и разум, и душу; и сердце, и ум.

Кто из нас может назвать себя здоровым? Физически и духовно? В каждом из нас сидит «проказа» греха — в уголках души, которых не достиг Божий свет, а точнее в тех уголках, куда мы Его еще не пустили. Но Господь жаждет наполнить нас этим светом до конца. Потому что на слова прокаженного: «Господи! если хочешь, можешь меня очистить», Он отвечает: «Хочу, очистись». А ведь именно Господь говорит о том, что «дух животворит» а «плоть не пользует нимало» (Ин. 6:63), подчеркивая таким образом главное в нашей жизни. А значит, слова Иисуса о желании очистить больного можно и нужно отнести к исцелению не только здоровья, но и души. А значит, каждому из нас Господь обращается со словами: «Хочу, очистись». И к этому нужно приложить еще только одно: наше собственное желание…

Исцеляя прокажённого, Христос прикоснулся к нему. Он мог исцелить его и не прикасаясь, как не раз исцелял многих других, но именно больному проказой Он дал ощутить прикосновение Своих рук.

Такое прикосновение было невозможно согласно нормам поведения тогдашнего общества, ведь оно оскверняло и делало прикоснувшегося изгоем. Поэтому прикосновение Христа помимо исцеления недуга означало прорыв стени одиночества и отверженности, возвращало исцеляемого в мир людей, давало ему равноправие. И одновременно это было свидетельством Христа о Себе как о Том, Кто не может быть осквернён, но Сам очищает от скверны и при этом готов войти к самым отверженным. Правда, в тот момент для окружающих это оставалось закрытым.

Исцеление же слуги римского сотника пробило брешь в другой стене — между иудеями и язычниками. Можно представить, как непривычно было слышать ученикам слова Христа о том, что в Израиле не нашлось такой веры, как у римлянина.

Но не к одним дишь древним иудеям обращены слова о том, что многие придут с востока и запада. Это сказано для всех, кто хотел бы превратить Истину в национальный атрибут и считает допустимым хвастаться и превозноситься древним духовным наследием как славой предков...

Евангелист Матфей очень последовательно ведет свой рассказ. Сообщив нам в 4-й главе, в чем заключалось общественное служение Иисуса (помните? проповедь Евангелия Царства, исцеление и построение Церкви), он в главах 5-7 приводит пример проповеди, а теперь рассказывает об исцелениях и других чудесах. Чудес было много, и Матфей отбирает в свой рассказ те из них, которые представляются ему наиболее показательными и важными для иудейского читателя. В исцелении прокаженного такими существенными моментами оказываются прикосновение Иисуса к больному (к прокаженному нельзя прикасаться!) и повеление показать себя священнику и принести жертвоприношение. Иисус не пренебрегает законом Моисеевым, но превосходит его милосердием. В случае с сотником, Иисус общается с язычником (с язычниками нельзя сообщаться!), но, собственно, чем язычник отличается от иудея? Верой. И Господь показывает, что живая вера сотника сильнее традиционной и книжной веры Израиля. Мы видим, что чудеса Им совершаются не просто так, а в продолжение Его проповеди, а ап. Матфей, по своему обыкновению, приводит ветхозаветное обоснование такого служения Иисуса отрывком из знаменитой 53-й главы Исаии.

В Евангелии мы можем найти множество рассказов о чудесных исцелениях и изгнании бесов из разных людей. Эти чудеса обычно называются «знаками», «знамениями», то есть служат для того, чтобы нечто показать. Например, в сегодняшних рассказах чудеса должны проиллюстрировать исполнение пророчества Исаии о приходе Мессии, Который должен был «взять на Себя немощи и болезни». Для первых читателей Евангелия, знавших эти пророчества наизусть, намек был совершенно ясен — эти исцеления суть только начало дела спасения мира, которое Христос совершает в истории Своим добровольным страданием (Ис 53). Таким образом, контекст этого пророчества (и ссылки на него у Матфея) выводит нас за пределы конкретного чуда (которое, в общем-то, имеет к нам самим мало отношения) и вводит в историю спасения мира, где оказываются все события, в которых пророчество исполнилось и в нашей жизни, когда Христос спас нашу жизнь, исцелил наш недуг, победил зло вокруг или внутри нас.

Сегодняшнее чтение целиком посвящено теме совершённых Иисусом исцелений: тут и исцеление прокажённого (ст. 2 – 4), и исцеление слуги сотника (ст. 5 – 13), и исцеление тёщи Петра (ст. 14 – 15), и исцеление ещё множества бесноватых, чьих имён евангелист не упоминает (ст. 16). Вообще, нельзя не отметить, как много места евангелисты уделяют исцелениям, совершённым Иисусом. Само по себе это неудивительно: ведь в избавлении народа Божия от болезней и смерти великие пророки Израиля видели признак наступления мессианского Царства. И евангелисты не устают снова и снова описывать проявления этого Царства там, где появляется Иисус. Но одного лишь Его появления оказывается недостаточно. Для того, чтобы исцелиться, мало просто оказаться в одном физическом пространстве с Иисусом, надо ещё оказаться в одном с Ним духовном измерении. А для этого нужно лишь одно: доверие. Даже факт принадлежности (или непринадлежности) к народу Божию не принципиален: если у римского центуриона (сотника) веры оказывается больше, чем у иных из тех, кто считает себя избранными (ст. 10 – 12), то он и получает по вере (ст. 13), и ему вовсе не требуется для этого принимать иудаизм и присоединяться к народу Божию формально. Христианство не религия, а жизнь в Царстве, и жизнь эта не ограничена никакими религиозными рамками, даже рамками религии народа Божия. Но для тех, кто принадлежит к народу Божию и для кого эти рамки важны, для тех они остаются незыблемыми, и прокажённому Иисус велит пойти в Храм и совершить всё, что полагалось совершить правоверному иудею после исцеления от проказы. А Иисус может действовать и внутри этих рамок, они не тесны для Него, если у тех, кто пребывает внутри, есть доверие к Нему. Здесь снова проявляется фундаментальная особенность духовной жизни: в этой жизни важна не религиозность, а живые отношения с живым Богом. И если у человека есть доверие ко Христу, то Царство для него открыто. Независимо от религиозной принадлежности.

Cтоит вспомнить, как строили дома в Палестине в евангельские времена. Тогда (так же, впрочем, как нередко и сегодня) строители не нуждались в прочном искусственном фундаменте: ведь сама почва Палестины каменистая, и, чтобы добраться до камня, достаточно лишь снять сравнительно небольшой слой песка и глины. С другой стороны, если этого не сделать, в сезон зимних дождей дом легко может «поплыть»: вызванные сильными ливнями потоки довольно легко размывают не слишком толстый верхний слой. Как видно, Иисус сравнивает человека, ищущего Царства, со строителем дома, снимающим ненадёжный наносной слой с надёжного камня. Нетрудно догадаться, что речь в данном случае идёт о том духовном основании, на котором человек строит собственную жизнь. По-видимому, речь идёт о том обычном духовном состоянии падшего человека, когда он не задумывается о том, как, чем и для чего живёт, просто плывя по течению. А если даже в таком состоянии человек этот и пытается как-то направить свою жизнь, попытки обычно проваливаются: ведь для того, чтобы решить поставленную задачу, нужно знать кое-что о духовных основах того, на что пытаешься влиять. Но падший человек, не задумывающийся о духовной жизни, видит лишь текучую и ненадёжную поверхность окружающей его реальности, вечно меняющуюся и всегда неуловимую, на которой невозможно ничего построить и на которую нельзя даже опереться: настолько она изменчива и непостоянна. И лишь после того, как человек проникает вглубь, пробиваясь сквозь поверхность вещей к их сути, он открывает настоящее основание: Бога, духовную жизнь, а затем Христа и Царство. И находит тот самый камень, на котором свою жизнь можно строить спокойно потому, что этот камень не подведёт.