Библия-Центр
РУ

Мысли вслух на 1 Тим 4:1-10

Поделиться
1 Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, 2 через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, 3 запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением. 4 Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, 5 потому что освящается словом Божиим и молитвою.
6 Внушая сие братиям, будешь добрый служитель Иисуса Христа, питаемый словами веры и добрым учением, которому ты последовал. 7 Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии, 8 ибо телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей. 9 Слово сие верно и всякого принятия достойно. 10 Ибо мы для того и трудимся и поношения терпим, что уповаем на Бога живаго, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных.
Свернуть

Говоря о последних временах, Павел упоминает неких лжеучителей с «сожжённой совестью», которые, по его словам, будут пытаться запретить верным то, чего Бог им отнюдь не запрещает (ст. 1 – 5). По-видимому, кто-то из таких лжеучителей уже пытался проповедовать в Церкви нечто подобное, если допустить, что упомянутые апостолом «бабьи басни» (ст. 7 – 9) имеют отношение к лжеучениям, о которых он говорит. Павел, как видно, не случайно упоминает здесь физические упражнения: соответствующее греческое слово могло обозначать не только гимнастику в том смысле, в котором мы говорит о ней сегодня, но и вообще некую систему поддержания тела в определённом состоянии, включая, возможно, и такую, которую сегодня мы назвали бы скорее не гимнастикой, а аскезой.

Конечно, здесь явно присутствует свойственное иудаизму сдержанно-скептическое отношение к аскезе в том виде, в каком она существовала в некоторых языческих, и в том числе греческих, религиозно-философских системах. Впоследствии такого рода практики частично вошли в церковную жизнь, но произошло это заметно позже, уже в Средние века. Первохристианская же церковь, судя по всему, что мы знаем о ней сегодня, их избегала, ориентируясь больше на традиционное иудейское благочестие, где ключевую роль играла не внешняя, телесная аскеза, а практика непрерывной молитвы и усилия, связанные с обретением внутренней Торы.

Но дело, по-видимому, было не только в этом. Павел, судя по всем его посланиям, вообще не придавал особого значения религиозности и благочестию, считая их не слишком важными для духовной жизни. Но он всегда выступал решительно против того, чтобы религия или традиционное благочестие вставали на пути того, кто хочет жить жизнью Царства во всей её полноте. И теперь апостол, как видно, выступает не против одной разновидности благочестия в пользу другой, а против тех ограничений, которые совершенно не нужны человеку на пути в Царство. Он прекрасно понимает, что аскеза нередко связана не столько с желанием исполнить волю Божию, сколько с желанием самоутверждения, для которого аскетические достижения являются прекрасной питательной почвой. И потому апостол выступает резко против тех, кто делает аскезу центром и смыслом духовной жизни, справедливо указывая на то, что такое смещение акцентов не имеет ничего общего с христианским откровением. И неудивительно: ведь подобным образом понятая аскеза предполагает не ту, по словам Спасителя, «жизнь с избытком», которую Он принёс в мир, открыв миру Царство, а вечный недостаток и самоограничение. Такого рода религиозность невольно наводила на мысль, что Бог вовсе не любящий Отец, у Которого ни в чём нет недостатка, а строгий и не очень-то милостивый распорядитель, скупо отмеряющий свои дары тем, кто готов страдать ради него, страдать не потому, что мир лежит во зле, а потому, что страдания эти нужны самому распорядителю. Такая религиозность была не свидетельством, а антисвидетельством. Антисвидетельством, с которым апостол не мог и не хотел мириться, позволяя её носителям омрачать лик Божий и сбивать ищущих Царства с верного пути.

Другие мысли вслух

 
На 1 Тим 4:1-10
1 Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, 2 через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, 3 запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением. 4 Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, 5 потому что освящается словом Божиим и молитвою.
6 Внушая сие братиям, будешь добрый служитель Иисуса Христа, питаемый словами веры и добрым учением, которому ты последовал. 7 Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии, 8 ибо телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей. 9 Слово сие верно и всякого принятия достойно. 10 Ибо мы для того и трудимся и поношения терпим, что уповаем на Бога живаго, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных.
Свернуть
Говоря о последних временах, Павел упоминает неких лжеучителей с «сожжённой совестью», которые, по его словам...  Читать далее

Говоря о последних временах, Павел упоминает неких лжеучителей с «сожжённой совестью», которые, по его словам, будут пытаться запретить верным то, чего Бог им отнюдь не запрещает (ст. 1 – 5). По-видимому, кто-то из таких лжеучителей уже пытался проповедовать в Церкви нечто подобное, если допустить, что упомянутые апостолом «бабьи басни» (ст. 7 – 9) имеют отношение к лжеучениям, о которых он говорит. Павел, как видно, не случайно упоминает здесь физические упражнения: соответствующее греческое слово могло обозначать не только гимнастику в том смысле, в котором мы говорит о ней сегодня, но и вообще некую систему поддержания тела в определённом состоянии, включая, возможно, и такую, которую сегодня мы назвали бы скорее не гимнастикой, а аскезой.

Конечно, здесь явно присутствует свойственное иудаизму сдержанно-скептическое отношение к аскезе в том виде, в каком она существовала в некоторых языческих, и в том числе греческих, религиозно-философских системах. Впоследствии такого рода практики частично вошли в церковную жизнь, но произошло это заметно позже, уже в Средние века. Первохристианская же церковь, судя по всему, что мы знаем о ней сегодня, их избегала, ориентируясь больше на традиционное иудейское благочестие, где ключевую роль играла не внешняя, телесная аскеза, а практика непрерывной молитвы и усилия, связанные с обретением внутренней Торы.

Но дело, по-видимому, было не только в этом. Павел, судя по всем его посланиям, вообще не придавал особого значения религиозности и благочестию, считая их не слишком важными для духовной жизни. Но он всегда выступал решительно против того, чтобы религия или традиционное благочестие вставали на пути того, кто хочет жить жизнью Царства во всей её полноте. И теперь апостол, как видно, выступает не против одной разновидности благочестия в пользу другой, а против тех ограничений, которые совершенно не нужны человеку на пути в Царство. Он прекрасно понимает, что аскеза нередко связана не столько с желанием исполнить волю Божию, сколько с желанием самоутверждения, для которого аскетические достижения являются прекрасной питательной почвой. И потому апостол выступает резко против тех, кто делает аскезу центром и смыслом духовной жизни, справедливо указывая на то, что такое смещение акцентов не имеет ничего общего с христианским откровением. И неудивительно: ведь подобным образом понятая аскеза предполагает не ту, по словам Спасителя, «жизнь с избытком», которую Он принёс в мир, открыв миру Царство, а вечный недостаток и самоограничение. Такого рода религиозность невольно наводила на мысль, что Бог вовсе не любящий Отец, у Которого ни в чём нет недостатка, а строгий и не очень-то милостивый распорядитель, скупо отмеряющий свои дары тем, кто готов страдать ради него, страдать не потому, что мир лежит во зле, а потому, что страдания эти нужны самому распорядителю. Такая религиозность была не свидетельством, а антисвидетельством. Антисвидетельством, с которым апостол не мог и не хотел мириться, позволяя её носителям омрачать лик Божий и сбивать ищущих Царства с верного пути.

Свернуть
 
На 1 Тим 4:1-10
1 Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, 2 через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, 3 запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением. 4 Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, 5 потому что освящается словом Божиим и молитвою.
6 Внушая сие братиям, будешь добрый служитель Иисуса Христа, питаемый словами веры и добрым учением, которому ты последовал. 7 Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии, 8 ибо телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей. 9 Слово сие верно и всякого принятия достойно. 10 Ибо мы для того и трудимся и поношения терпим, что уповаем на Бога живаго, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных.
Свернуть
Трудно определить, как звучат одни и те же слова Священного Писания в разные века. Возможно, сегодняшнее чтение часто...  Читать далее

Трудно определить, как звучат одни и те же слова Священного Писания в разные века. Возможно, сегодняшнее чтение часто было актуально за 2000 лет истории христианства, но для нас оно может стать ежедневным чтением. Ешьте то, не ешьте это. Считавшееся человеческим на протяжении всей истории, теперь считается вредным, и наоборот. Брак и семья зло, жизнь ни во что ни ставится. Главное не благочестие, а зарядка, диета и белозубая улыбка. Но всем, кто упрекает Церковь и христиан в поклонении ритуальным, обрядовым, а значит внешним вещам, можно предъявить только слова апостола, до сих пор остающиеся законом жизни верующих в смерть и воскресение Иисуса: "...телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей".

Свернуть
 
На 1 Тим 4:1
1 Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским,
Свернуть
Что называет Павел «бесовскими учениями» и почему? Прежде всего, очевидно, те религиозные предписания иудаизма, которые связаны с кашрутом, с разделением пищи на чистую и...  Читать далее

Что называет Павел «бесовскими учениями» и почему? Прежде всего, очевидно, те религиозные предписания иудаизма, которые связаны с кашрутом, с разделением пищи на чистую и нечистую. Казалось бы, сложно ожидать такого от человека, никогда не отказывавшегося от своего еврейства. Но, став христианином, Павел никогда уже не абсолютизировал свою религию, не считал её нормы обязательными для каждого христианина.

Между тем, в разных церковных общинах нередко появлялись «учителя», считавшие своим долгом требовать от своих братьев в обязательном порядке того, что ещё совсем недавно было для них, как для язычников, совершенно не обязательным, и чего сами евреи никогда от них не требовали. Другой проблемой были проповедники (порой неумеренного) аскетизма, того, что апостол называет «телесным упражнением».

Речь тут идёт, разумеется, не о физических упражнениях и не о спорте, а об упражнениях аскетических (само слово «аскеза» по-гречески и означает «упражнение»). И Павел выступает резко против телесной аскезы ради неё самой. Как видно, в Церкви встречались тогда и такие «учителя», которые требовали от своих учеников крайне строгой телесной аскезы, не очень понимая, зачем она нужна. Надо заметить, что Синагога знает собственную традицию весьма сурового аскетизма, корнями уходящую в древность, хотя, конечно, такого размаха, как в Церкви, аскетизм в Синагоге не принимал никогда.

Вот к этой традиции и обращались «учителя» — ревнители строгой аскезы. Между тем, и абсолютизация религиозности как таковой, и аскеза, особенно телесная, ставшая самоцелью, представляют собой две главных опасности на всяком духовном пути, а на пути христианском особенно. И то, и другое отвлекает человека от главного: от духовной работы как таковой и от той динамики духовного становления, которая и является её содержанием.

Вместо духовной динамики, духовной жизни человек начинает концентрироваться на том, что в лучшем случае составляет её отдалённую периферию, а в худшем вообще не имеет к ней отношения. В самом деле: и религиозность, и аскетизм вполне могут существовать вне того контекста, который связан с отношениями между Богом и человеком, и вне того пространства отношений Отца и Сына, в котором должна в нормальном случае протекать жизнь христианина. И тогда вместо духовной жизни есть серьёзная опасность получить её эрзац, ведущий в духовный тупик, о чём и напоминает Павел Тимофею.

Свернуть
 
На 1 Тим 4:4-5
4 Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, 5 потому что освящается словом Божиим и молитвою.
Свернуть
«Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвою». Какие все...  Читать далее

«Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвою». Вспоминаются сейчас в связи с ними слова блаженного Августина: ama et fac quod vis, люби и делай, что хочешь. Родственность этих слов двоякая. И те и другие, будучи взятыми оторвано от своего контекста рождают «дурное толкование» в роде: все можно, все позволено, лишь бы ты с каждым был добрый и всех благодарил. А что это «все можно» в представлении человека падшего – это полная «свобода». На самом деле, тут и правда свобода, но совсем иного рода. В этом вторая грань родственности этих слов. Здесь преблагословенная свобода. А понять это просто. Мы прибегнем к трем максимам обыденного современного русского языка. Первая: что естественно, то не безобразно. В этом есть свой толк и некая аллитерация на слова: «всякое творение Божие хорошо». Мы можем очень ценить этот несколько руссоистский порыв в сегодняшнем измученном городом человеке. Но оказывается, что некоторые потребности весьма естественны по природе, но запрещены законом. Скажем, отношения до брака, не говоря об адюльтере, тут сложнее, т.к. примешивается еще обман. Так что же? Слышали мы также, как люди приводят эти слова в оправдание своего нежелания поститься. Хотя зачем это оправдывать: пост – это радость, а не обязанность. Вкушайте пищу, вступайте в брак, говорит апостол предыдущим стихом. Когда человек слышит от священника: я боюсь сказать тебе — все можно, и интерпретирует эти слова как «он не сказал нельзя», такому человеку еще недоступна эта преблагословенная свобода. Он подобен человеку, который сидел в тюрьме долгие годы и все это время бился головой о стены тюрьмы, в отчаянии, что нет того, кто бы его вызволил. И вот приходит тот, кто его выведет, и выводит его. Бывший заключенный оглядывается: какой простор! Иди куда хочешь, разгоняется, бежит, так переполняет его ощущение свободы, но при этом теряет ориентацию от охватившего его восторга и опять ударяется лбом о стену своей тюрьмы уже с внешней стороны. И наконец еще две максимы обыденного языка: «все можно, но не все полезно» и «все можно, но некоторые вещи можно только один раз». Давайте с осторожностью и умом доверяться мудрости библейской, теологической и просто человеческой. И никакое слово не может дать абсолютного смысла, слова слишком точны, чтобы выражать суть, которая надвербальна. Если мы будем помнить об этом и держаться молитвенно за Бога – мы никогда не впадем в обман.

Свернуть
 
На 1 Тим 4:9-15
9 Слово сие верно и всякого принятия достойно. 10 Ибо мы для того и трудимся и поношения терпим, что уповаем на Бога живаго, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных.
11 Проповедуй сие и учи. 12 Никто да не пренебрегает юностью твоею; но будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте. 13 Доколе не приду, занимайся чтением, наставлением, учением. 14 Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства. 15 О сем заботься, в сем пребывай, дабы успех твой для всех был очевиден.
Свернуть
Сегодня мы читаем рассказ евангелиста Луки об обращении Закхея. Начиная с этого дня воскресные чтения из Евангелия...  Читать далее

Сегодня мы читаем рассказ евангелиста Луки об обращении Закхея. Начиная с этого дня воскресные чтения из Евангелия будут давать нам пищу для размышлений и молитвы, которые помогут нам приготовиться к Великому посту и, следовательно, в известной степени — к Пасхе. И начинается этот путь для нас с рассказа о Закхее, начальнике мытарей, который пренебрег своим социальным положением, лишь бы увидеть Господа Иисуса.

Человек небольшого роста, он не мог приблизиться ко Христу из-за толпы. Важно обратить внимание на то, чем именно Закхею пришлось поступиться. Ведь он был не только богатым человеком, но и начальником налогового управления. Он представлял римскую власть и его деятельность по сбору налогов и пошлин касалась каждого из жителей Иерихона. Иудеи презирали мытарей как предателей, но боялись римской власти. Поэтому «уронить себя» в глазах горожан означало для Закхея и неисчислимые трудности, и всплеск социального презрения. Все это, выражаясь словами апостола Павла, он «почел тщетою».

Мы читаем этот рассказ потому, что во время приближающегося поста каждому христианину дается возможность искать Христа, не задумываясь о том, как сам ты выглядишь в глазах окружающих. И поэтому так важен для нас пример Закхея. И поэтому так важно, что Господь вознаграждает его словами: «Ныне спасение дому сему».

Свернуть

Благодаря регистрации Вы можете подписаться на рассылку текстов любого из планов чтения Библии

Мы планируем постепенно развивать возможности самостоятельной настройки сайта и другие дополнительные сервисы для зарегистрированных пользователей, так что советуем регистрироваться уже сейчас (разумеется, бесплатно).