Мысли вслух на 1 Петр 2:24

Говоря о земном служении Спасителя, Пётр, как и другие апостолы, особое внимание обращает на Его крестную смерть. И смысл именно такой смерти он видит в том, что она сделала возможным для верных полное избавление от власти греха, открыв им праведность во всей полноте. Что же он имеет в виду? Конечно, примеры праведников, которые оканчивали свою жизнь мученически, к этому времени еврейскому народу были уже хорошо известны, и многие из них относились ко временам сравнительно недавним. Каждый такой пример становился живым свидетельством того, что праведность важнее жизни, что главный вопрос человеческой жизни не в том, сколько жить, и даже не в том, жить или умереть, а в том, как жить и как умереть. И смерть Иисуса на кресте была прекрасным тому доказательством, тем более, что, в отличие от обычного, падшего человека для Него смерть вообще не была неизбежной: свой выбор Он делал, будучи избавлен от мысли о том, что рано или поздно Ему придётся умереть, которая некоторым облегчает мысль о скором мученическом конце. Но если бы мученическая смерть Иисуса была бы просто смертью праведника и свидетеля, она ничем не отличалась бы от смерти тех, кто умер за свою праведность или за своё свидетельство задолго до Его прихода в мир. Такая смерть может быть примером для других, но она не может никого избавить от греха, который в нашем падшем мире тяготеет над каждым. Но в том-то и дело, что Иисус умер не просто, как свидетель Царства. Он умер ради того Царства, которое принёс в мир. Откажись Он от Своего земного пути (а в падшем мире путь этот неизбежно должен был закончиться насильственной смертью), Царство не вошло бы в наш мир, так и оставаясь ему чуждым. А тогда, конечно, ни о какой победе над грехом, ни о какой полноте праведности говорить бы не приходилось. Тогда бы в мире вообще ничего не изменилось, он и сегодня оставался бы таким, каким был многие тысячелетия до прихода Христа. И апостол, разумеется, прекрасно это понимает. Он понимает, кто такой Иисус и что Он сделал. И напоминает об этом адресатам своего послания: ведь без такого понимания христианства нет.

Петр советует братьям по вере производить на язычников благоприятное впечатление добрыми делами, чтобы иметь в их глазах добрую репутацию. Но зачем это нужно, если язычники остаются язычниками, а их нравственные представления всё равно извращены? Неужели они, погрязшие во грехе, способны оценить безгрешную жизнь христиан?

Подобные рассуждения, может быть, не всегда в столь прямой форме, попадаются и сегодня. Избранность ко спасению некоторыми христианами, к сожалению, понимается как повод к фарисейскому снобизму и превозношению над окружающими. Но Петр смотрит на окружащих с оптимизмом, не окарикатуривая их, он ясно видит, что и в душе язычников живо ускользающее от них самих понимание истинных ценностей. Сейчас, когда среди многих христиан принято иронизировать над понятием "общечеловеческих ценностей", противопоставляемых христианским, не мешает вспомнить, что подлинно общечеловеческие ценности - без кавычек! - не могут быть несовместимыми с христианскими, это те ценности, которые оживотворяют каждую сотворённую Богом душу, даже отпавшую от Него.

Именно поэтому надлежит соблюдать государственные законы и нормы социального поведения, хотя бы исходящие от язычников или людей, далёких от любой веры, если эти законы и правила созданы во благо.

Многих смущает призыв апостола повиноваться господам не только добрым и кротким, но и суровым. Нет ли в этих словах призыва подчиняться злу? Ни в коем случае, если у хозяина тяжёлый характер, то это ещё не значит, что его указания работникам обязательно направлены на причинение зла. Здесь перед нами не призыв потакать злу, а констатация реального положения вещей: жизнь трудна, люди, нас окружающие, редко идеальны, поэтому необходимо запастись стойкостью и терпением, чтобы пройти по жизни достойно.

Слова Петра о подчинении человеческим установлениям (которые в Синодальном переводе таинственным образом превратились в «начальство») могут показаться противоречащими тому, о чём говорил апостол, когда называл христиан пришельцами и странниками. Но апостол говорит, что такое принятие человеческих установлений и институтов как раз вытекает из того факта, что христиане на земле являются пришельцами и странниками.

В самом деле: странно было бы ожидать от чужака попыток изменить положение дел там, где он не считает себя своим, где не собирается задерживаться и откуда скоро уйдёт. Речь, разумеется, не идёт о том, чтобы ради земной власти или человеческих правил и установлений отказываться от главного: Пётр не случайно говорит о том, что принимать человеческие установления и институты можно и нужно лишь «для Господа».

Тут простое понимание того, в общем-то, очевидного факта, что никакое изменение людьми изобретёнными установлений и институций, в том числе и самые глубокие социальные реформы, для христианина не может быть самоцелью. Если бы мир не лежал во зле после грехопадения, шансы на кардинальное изменение ситуации в мире путём социальных реформ, может быть, и были бы; но мы живём в падшем мире, и надеяться на что-нибудь подобное не приходится. Однако дело не только в этом.

Дело ещё и в том, что главной задачей христианина на земном этапе его пути является задача научиться жить в Царстве. Она требует столько времени для своего осуществления, что обычно, если христианин занимается ею так, как должно, ни на что другое у него уже времени не остаётся. Конечно, даже общественные отношения могут стать материалом и фоном для такой работы, и в таком случае их нужно использовать для решения главной задачи.

Но заниматься общественной или политической деятельностью ради них самих — для христианина слишком большая роскошь. Иное дело вопрос соблюдения Божьих заповедей в общественной жизни: тут требование поставить Бога на первое место остаётся в силе, всё, что делается в этой области, должно делаться «ради Господа», так же, как и в любой другой. Но ничто, помимо Бога, Христа и Царства, не может и не должно становиться для христианина самоцелью. Даже то, что мир считает для себя абсолютно важным и основополагающим.