Мысли вслух на Иуд 1:3

Что имеет в виду апостол, призывая адресатов своего послания «сражаться за веру, переданную некогда святым»? Можно, конечно, было бы подумать, что речь идёт о некоем вероучении, которое верные призваны защищать, если понадобится, ценой собственной жизни, как это во все времена делали мученики за идею или за свои религиозные убеждения. Наверное, будь христианство просто новой религией, слова апостола надо было бы понимать именно так. Но ведь христианство не новая религия, не новая мораль и не новое богословское учение. Христианство — это жизнь в том Царстве, которое принёс в мир Спаситель. И тогда встаёт вопрос: как и от чего нужно это Царство защищать, если оно, по собственным словам Иисуса, «не от мира сего»? Что могут силы нашего непреображённого мира сделать, какой ущерб могут они причинить тому, что не только не является его частью, но и прямо ему иноприродно? Вопрос не имел бы смыла, если бы не одно «но»: Царство, будучи непреображённому миру иноприродно, всё же должно в нём присутствовать с тем, чтобы иметь возможность его преображать, а присутствие это возможно лишь в форме Церкви, сообщества людей, живущих в Царстве, и в этом смысле «святых», т.е. освящённых дыханием Царства. А для того, чтобы такое сообщество не только не распадалось бы, но и жило бы полноценной жизнью, важна верность его членов как друг другу, так и Тому, Кто принёс Царство в мир. Конечно, эту верность необходимо хранить и оберегать. И дело тут не только в гонениях и преследованиях за веру и за принадлежность к Церкви, хотя и гонений в жизни первохристианской церкви было немало. Дело ещё и в том, что могло отвлечь верных от того, что составляло главный смысл их жизни, отвлечь новыми или не очень новыми идеями, теориями, религиозностью — в общем, всем тем, что, захватив человека целиком, может полностью переопределить его систему ценностей и жизненных приоритетов. А ведь для жизни в Царстве именно система ценностей и жизненных приоритетов оказывается особенно важной, именно она определяет возможность самого приобщения к Царству. Вначале — «Царство и праведность его», а остальное приложится. А «остальным» между тем могли оказаться не только материальные блага мира сего, но и его культурные ценности, и его религия: ведь даже в религии, в основе которой лежит опыт откровения, всегда найдётся немалый пласт чисто человеческой религиозности, который стремится выйти на первый план, отодвинув откровение назад. Но, что бы ни предложил верным этот мир в качестве альтернативы ценностям Царства, альтернатива эта всё равно не будет адекватной. И апостол напоминает об этом авторам своего послания: ведь речь идёт не просто о вероучении, а о жизни и о спасении.

Опасности для Церкви могут приходить не только со стороны прямых гонителей, но и из среды, казалось бы, своих же братьев. Правда, Иуда Апостол называет таких лжебратьев издревле предназначенными к осуждению, тем самым отмечая их зависимость от уже осуждённых сил зла. Это так, но тем более необходимо трезвое отвержение проникших в церковную среду искушений.

Соблазнители обнажили проблему правильного и извращённого понимания христианской свободы. Эта проблема, часто встающая перед христианами, особенно в наше время, когда людьми самых разных убеждений и верований свобода рассматривается как необходимая ценность, и теперь провоцирует самые разные способы её решения, включая непотребные. Но свобода, принесённая Христом, не произвол и не беспредел, а освобождение от любого рабства, и особенно от власти греха — более трудноискоренимой, чем социальное рабство.

Сурово звучит напоминание о том, что спасённые могут по своей воле встать на путь погибели и тем отвергнуть дарованное им спасение. Надежды на то, что падения можно избежать, иллюзорны, и не потому ли лжебратья названы мечтателями, что их расчёты на благополучный исход, казалось бы, хорошо продуманные, обязательно рухнут?

В своём послании Иуда говорит о неких людях, которые «отвергают власть» и «поносят славу». Судя по смыслу этих слов и по их специфическому употреблению, речь идёт не о земных властях, а о власти Бога и о Его славе, которая на языке яхвистской и иудейской традиции обозначает Божье присутствие. Делают же они всё это, «оскверняя свои тела, основываясь на сновидениях».

О чём тут идёт речь, не очень понятно. Ясно одно: упомянутые апостолом люди претендовали на следование некой традиции или неким «учителям», которые своё учение основывали на неких «сновидениях» (а может быть, и просто на «видениях» — соответствующее греческое слово многозначно). Что именно имеет в виду Иуда, говоря, что они «оскверняли» свои тела? Некоторые комментаторы думали, что речь идёт о самокастрации, и упомянутое в послании движение должно было напоминать позднейшие секты скопцов.

Но, судя по упоминаемому апостолом потворству их собственным похотям и неумеренности во время трапез, сопровождавших хлебопреломление, речь вряд ли идёт об «осквернении тела» в том смысле, в котором можно говорить о нём применительно к скопцам. Речь скорее идёт о движении своеобразных «христианских спиритуалистов», уверенных, что для духовной жизни тело ничего не значит. Главное, говорили они, душа, а тело — лишь оболочка, в духовной жизни оно не участвует. И совершенно неважно, в каком состоянии оно находится — на духовную жизнь человека это всё равно никак не влияет, а если влияет, значит, человек ещё недостаточно «духовен».

Исходя из таких представлений упомянутые апостолом люди полагали ненужной всякую аскетику, так или иначе связанную с телом. По-видимому, они отвергали даже самое элементарное воздержание, считая излишества в еде делом ничтожным с точки зрения духовной жизни, как они её понимали. На практике такой своеобразный умозрительный спиритуализм приводил к тому, что заповеди могли быть нарушены, а духовная жизнь совершенно разбалансирована, исходя из ложной предпосылки, что тело в духовной жизни человека никак не участвует.

Неудивительно, что Иуда резко возражает против такой «духовности». И дело не только в возможности нарушения заповеди, дело прежде всего в том, что Бог сотворил человека существом не только духовным, но и природным, и в Царство человеку предстоит войти не только душой, но и телом. А любые попытки «подкорректировать» себя, исключив из своей жизни свою собственную природу, ведут лишь к тому, что на место подлинной жизни приходит жизнь воображаемая. Жизнь, которая в Царство привести не может.