Мысли вслух на Еф 3:8-9

В сегодняшнем чтении апостол Павел говорит, что во Христе мы обрели «дерзновение и надежный доступ» к Богу. Дерзновение... Что это? Ведь это не дерзость — а что-то иное. Начнём «от противного» — что такое дерзость и почему речь не о ней? Дерзость в отношении к Богу подразумевает позицию «на равных», непонимание и непринятие разницы между Богом и человеком. В отношениях с Ним нельзя не осознавать, что Он — Ииной. И не просто Иной, но — Творец. А мы — творение. Но дерзновение, о котором говорит Павел, — это именно доступ творения — к Творцу. Благодаря воплощению Слова Божия мы можем говорить с Ним как с одним из нас — но помня, что Он — Творец. Дерзость — забыть о Божественности Бога. Дерзновение — помня о ней, не бояться говорить с Ним.

Говоря о собственном служении, Павел особо упоминает своё свидетельство о Церкви как о новом едином народе Божием, включающем и принявших благую весть евреев, и обратившихся ко Христу недавних язычников (ст. 1 – 7). Он, как видно, считает его важнейшей частью более общего свидетельства о Христе и о Царстве (ст. 8 – 13). На первый взгляд, такое внимание к, казалось бы, не самому важному в контексте мессианского свидетельства вопросу может показаться лишь тактической необходимостью, связанной с тем, что Эфесская церковь, подобно большинству других церквей вне Палестины, была смешанной, включая как евреев, так и обратившихся ко Христу недавних язычников. Но дело, вероятно, не только в этом.

С одной стороны, уже древние пророки говорили о том, что с приходом Мессии и наступлением мессианского Царства многие язычники обратятся к Богу Израиля, став частью народа Божия, и Павел, подобно многим своим соплеменникам и единоверцам, видел в обращении язычников исполнение древних пророчеств. Но для апостола, как видно, было важно и другое: он понимал, что сама возможность объединения двух прежде несоединимых частей человечества в один народ лучше всяких слов свидетельствует о сути Царства. Ведь традиционные представления, широко распространённые в раввинистической среде во времена Павла, предполагали, что язычники, ищущие Царства, непременно должны вначале стать евреями, приняв иудаизм. Такой подход предполагал, что самим евреям ничего принципиально в своей духовной жизни менять не надо, что как народ-община они вполне готовы к тому, чтобы войти в Царство.

Павел же, как видно, рисует совсем иную картину: евреи готовы к Царству не больше, чем язычники, несмотря на всю свою религиозность, которая в данном случае ничем не может им помочь, а потому менять свою духовную жизнь придётся и тем, и другим. К тому же, никто не может рассчитывать на то, что у него есть некие особые средства для того, чтобы проложить себе дорогу в Царство: её может открыть ищущим лишь Сам Спаситель. Такая картина, разумеется, довольно резко контрастировала с традиционными представлениями, но именно она позволяла понять, чем было то Царство, о близости которого свидетельствовал Иисус.