Мысли вслух на18 Декабря 2025

С чего бы, интересно, Павлу быть довольным в гонениях, в бессилии или, к примеру, тогда, когда его обижают? И что означают слова «когда я бессилен, тогда силён»? На первый взгляд такая позиция может показаться странной. В самом деле, радоваться страданиям могут одни только мазохисты, нормальным людям такое несвойственно. Однако мазохистом Павел, очевидно, не был. Что же могло его радовать?

Надо заметить, впрочем, что речь не идёт, собственно, о радости; соответствующее греческое слово обозначает скорее спокойное и уравновешенное состояние духа, которое апостол сохраняет, очевидно, вопреки сложившимся обстоятельствам, которые к спокойствию духа отнюдь не располагают. Но почему такое спокойствие духа становится признаком силы? И почему лишь бессилие делает Павла сильным?

Можно, конечно, было бы сказать, что сила убеждённости человека в том, что он исповедует и проповедует, вообще проверяется именно во времена гонений и преследований. Но дело, видимо, всё же не только в этом. Дело в самой природе Царства. И прежде всего в том, что Царство, по слову Спасителя, «не от мира сего». А если так, если оно живёт по законам, принципиально отличающимся от законов непреображённого мира, то и сила Царства, очевидно, не определяется тем, что происходит с человеком в этом мире. Такая независимость сама по себе является лучшим свидетельством того, что человек действительно принадлежит Царству и живёт его жизнью, жизнью, которую зло мира не в состоянии у него отобрать потому, что она не имеет с ним ничего общего.

Но есть в этой ситуации и ещё одна сторона. Именно ощущение присутствия в себе силы в моменты полного бессилия, т.е. тогда, когда точно знаешь, что никаких сил у тебя в данный момент нет и быть не может потому, что взяться им неоткуда, является лучшим доказательством того, что сила эта действительно от Бога. В другие моменты Божью силу иногда можно спутать с силами мира сего, с естественной, природной энергией, присущей каждому здоровому человеку. А вот тогда, когда никакой природной энергии нет, можно быть уверенным, что любая сила, которую в себе ощущаешь, — от Бога. А значит, и дело, на которое она дана, — дело Божие.

Здесь есть очень сложные слова, требующие очень аккуратного к ним подхода: распяли плоть со страстями и похотями. В этих словах как правило видят основание ко всякому аскетизму. Сама эта тема весьма часто возникает у ап. Павла. Есть еще многие слова, родственные этим: «А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира» ( 6:14). Приходилось слышать, что эти слова означают: я умер для мира и мир для меня. Но если бы апостол хотел так сказать, он бы так и сказал, а он сказал иначе.

Вот что говорит о. Георгий Чистяков: «Дело в том, что установки на борьбу со страстями в Библии нет. Новый Завет устами святых апостолов зовет нас не бороться с гневом, яростью, злобой и пр., а «отложить», т.е. снять с себя, как снимают старую одежду или «совлечь с себя» все эти пороки. Именно эти два слова многократно употребляются в Писании, когда речь идет о страстях и пороках, но о борьбе со страстями здесь нигде не говорится. Надо думать, что все, что касается борьбы со страстями, господствующими над нами и гнездящимися внутри нас, попало в христианскую литературу из стоической и вообще античной философии в более позднее время.

Святые апостолы видят путь христианина не как дорогу борьбы со страстями, а именно как сбрасывание старой одежды, как вырастание из этой одежды... Если же мы начнем разбирать грех по косточкам, подвергнем его анализу, то нас неминуемо захватывает или засасывает сам процесс борьбы, мы превращаемся в борцов, и христианство наше на этом просто кончается. Из глубин нашего сознания мы переносим борьбу во внешний мир и начинаем бороться со всеми, кто, как нам кажется, не так думает, не то делает и т.д.»

Давайте почувствуем то важное обстоятельство, что Господь наш Иисус не получал удовольствия от Своего страдания, которое порой мы получаем от собственного аскетизма (есть ведь и род психического расстройства мазохизм – вот в чем Фрейд имел основание обвинить нас). И это, в самом деле, существенно.

В пророческих книгах Мессию нередко называют «ростком» или «побегом». Так Его называет и Иеремия. Что означает это название? На первый взгляд может показаться, что праведному царю, каким виделся Мессия допленным пророкам, этот эпитет не очень подходит. Всё же росток — нечто слабое, едва пробивающееся из земли, нечто такое, что легко можно повредить, намеренно или случайно. Но именно с молодыми побегами связана возможность обновления и омоложения сада или виноградника. В винограднике, например, старые ветви приходится периодически обрезать с тем, чтобы дать возможность прорасти молодым побегам.

Если этого не делать регулярно, в какой-то момент можно остаться без урожая. Неудивительно, что будущее народа пророк связывает именно с молодыми побегами, а его возвращение из Вавилона на землю отцов — с Мессией, который и станет воплощением духовного обновления народа (ст. 5–6). Иеремия прекрасно понимал то, что отказывались понимать многие его современники. Тогда, уже после того, как часть жителей Иерусалима была депортирована в Вавилон, многим казалось, что всё происходящее — просто небольшое историческое недоразумение. Эти люди были уверены, что скоро оно закончится, и всё снова будет как прежде.

Они не верили, что Иерусалим, город великой традиции, единственный город на земле, где находится Храм единого истинного Бога, может быть разрушен. Им казалось, что Бог никогда такого не допустит. Поэтому они готовы были даже на антивавилонское восстание, чтобы приблизить день полного освобождения от власти Вавилонии. Но эти люди не понимали главного: без духовного обновления у народа нет будущего.

На месте прежнего народа должен был появиться новый, как молодые побеги появляются на виноградной лозе на месте старых, отрубленных веток. Иеремия говорил о духовном обновлении народа и о движении вперёд, в будущее. Большинство его современников хотели, наоборот, вернуться в прошлое. Они мечтали не о духовном обновлении, а о реставрации прошлого, казавшегося им идеальным. Но Бог решил иначе.

Реставрация оказалась Ему не нужна. А вот духовное обновление Своего народа — абсолютно необходимо. Вся последующая еврейская история подтвердила правоту пророка. Но дело не только в духовном состоянии народа. Дело ещё и в том, что без его духовного обновления и Мессии приходить было бы не к кому. История народа должна была продолжиться ради Христа и Его Царства. И Бог продолжил её, осуществляя Свой план спасения мира.

Господь продолжает последнюю беседу с учениками о Своем новом завете с ними. Если со времен Моисея связь Бога с Израилем осуществлялась через священнодействия в скинии, а затем в храме, то теперь Иисус становится центром Божьего присутствия, новым храмом ( 2), Он — путь к Отцу, явление истины и сама жизнь, живущая в людях.

Но им предстоит разлука — Он уходит туда, куда пока что закрыт доступ ученикам. Он обещал вернуться, но сколько поколений должно пройти, прежде чем сбудутся Его слова? Как ученикам сохранить связь с Богом, если Иисус покидает их? И Господь открывает им новую тайну: Он остается, несмотря на Свой уход — Он пребудет с ними через Того, Кого пошлет к ним Отец — Утешителя, Который напомнит им об Иисусе, сделает Его присутствие среди них явным, чтобы каждый мог узнать в Духе лик Христа, а узнав Его — увидеть в Нем Отца...

К пересчёту народа, к переписи в Библии отношение неоднозначное. Давида, например, Бог наказывает как раз за проведение переписи. Между тем в Книге Чисел такая перепись упоминается неоднократно. В чём же тут дело? Скорее всего в том, кто и зачем пересчитывает народ. Считать ведь можно по-разному. Можно просто выяснить, сколько единиц живой силы в наличии, а можно вспомнить каждого, кого посчитал. Человеку больше свойственно первое, Богу — второе.

Конечно, если говорить о Книге Чисел, её переписи делались людьми, хоть и по Божьему указанию. Здесь, однако, и Бог тоже присутствовал. Дело было в том, что в сравнительно скором будущем народу предстояло завоевание земли, а военная кампания всегда требует точных оценок и точных цифр. Тут было Божье дело, ведь это Бог вёл народ в землю, обещанную ещё Аврааму. Стало быть, и подсчёт тут был частью Божьего дела. Он был необходим для решения вполне конкретной задачи, которая была частью Божьего плана и Божьего замысла о Своём народе. Иное дело перепись Давида, сделанная уже после войны с филистимлянами, когда народ жил мирно.

Тут могло быть два мотива. Один — сугубо административный: пересчитать всех с тем, чтобы потом народом легче было управлять. Одно дело, когда о численности своего рода или племени знает глава рода или совет старейшин племени, и совсем другое — когда информация находится в руках самого царя. Тут естественно встаёт вопрос о доверии: доверяет ли царь тем же главам родов или старейшинам племён? Это ведь не подсчёт воинов перед сражением, это пересчёт мирных жителей, спокойно живущих на своей земле. То, что уместно в военном лагере во время войны, неуместно в мирной жизни.

Могла быть и другая причина: подвести некий итог своего царствования, посмотреть на величие страны и собственных дел. Во время пересчёта народа в пустыне гордиться было нечем: вся война была ещё впереди. Давиду же в конце его правления уже было чем гордиться — но делать этого всё равно не стоило. У Бога на счету каждый, но Он и видит каждого, для Него люди — не объекты манипулирования и не средство самовозвеличивания. Поэтому Ему можно, а человеку — нет.

Наступление Царства и предшествующий ему день Суда Иисус ещё во времена Своего земного служения не раз сравнивал с жатвой, со сбором урожая, уже созревшего и ожидающего жнецов и сборщиков. А образ виноградника в рассказанных Им притчах всегда ассоциировался с народом Божиим. И вот теперь в своём апокалиптическом видении Иоанн видит день Суда и наступления Царства именно как день жатвы (ст. 15–16). Этой жатвой, как видно, завершается земная история: день Суда наступил, пришло время того отделения пшеницы от сорняков, о котором говорил в Своей притче Спаситель ( 13:24-30). А для «виноградника», для народа Божия (а значит, для земной Церкви) жатва (точнее, сбор винограда) становится днём гнева Божия, что и не удивительно, если вспомнить, какие оценки даёт Иисус тем пребывающим на земле церквям, к которым Он обращается через Своего апостола (ст. 18–20).

Конечно, поток крови, текущий из давильни («точила»), производит устрашающее впечатление. Но, если вдуматься в открывшуюся Иоанну картину, нетрудно убедиться, что перед нами именно ситуация конца истории, когда Суд начинается не потому, что Богу надоело ждать или у Него нет больше времени, а потому, что ждать, как видно, больше нечего: человечество в целом и каждый человек, которому суждено было пройти по земле, в частности свой выбор сделали, и теперь остаётся лишь подвести итоги. Выбравшие Царство проливают свою кровь, как мученики; выбравшие существующий порядок вещей проливают её потому, что мир, по свидетельству Спасителя, «лежит во зле». В мире, испорченном грехом, человеку не приходится выбирать, проливать ли свою кровь, или нет; он может лишь выбрать, во имя кого или во имя чего он её прольёт. А для земной Церкви, для каждого, имеющего к ней отношение хотя бы в малой степени, даже, быть может, только на словах, выбор этот становится особенно ответственным: ведь от него зависит, обретёт ли выбирающий Царство или потеряет его.