Новость дня на 17 Октября 2016

Очень логичный ответ, не правда ли? Но разве мы не можем сказать, что у нас один Царь, что у нас все — Божие? И тогда ничего не отдавать кесарю (в более общем виде — государству)?

Если бы у нас действительно все было Божие... Всякое помышление, всякий поступок... И у нас самих, и у всех вокруг нас. Это, действительно, Царство Божие, Царство Любви. Не было бы имущества, денег (вспомните первые дни существования Церкви), не было бы насилия, преступлений и вообще неправильных действий — и не нужна была бы полиция, армия, чиновничество, в целом государство. Тогда — правда, все Божие и все — Богу.

Но на деле ведь все не так. Честно посмотрим, сколько наших поступков мотивируются любовью, а сколько - чем-нибудь другим. И если никто из нас не в состоянии жить в соответствии с Божьей волей, то необходимы хоть какие-то человеческие институты, поддерживающие порядок в мире, не дающие ему свалиться в хаос. Это и есть деньги, государство, «кесарево». К сожалению, все эти институты обязательно начинают претендовать на то, что не входит в их компетенцию поддержания порядка в обществе: на совесть, веру, духовную свободу человека. И тут во всей определенности должно включаться правило Иисуса: «Божие — Богу».

Вопрос, заданный Спасителю с тем, чтобы Его подловить и поставить в безвыходное положение, никак не был связан с вопросом о необходимости уплаты налогов или уклонения от этого. Собственно, он мог быть задан и имел смысл лишь в конкретной ситуации Иудеи I в. н.э. И речь шла не о том, надо ли платить налоги, а о том, можно ли это делать правоверному иудею.

Такая постановка вопроса могла бы показаться странной, если бы не специфика конкретной ситуации. Дело в том, что Иудея входила тогда в состав Римской империи и налоги собирались римскими властями в свою пользу. Отсюда и соответствующее отношение к сборщикам налогов как к коллаборационистам, со всеми вытекающими последствиями. Но если со сборщиками (мытарями) всё было ясно (на них смотрели как на изгоев и отщепенцев), то с уплатой налогов всё было не столь однозначно. Радикалы-зелоты были против какого бы то ни было сотрудничества с римскими властями, включая уплату налогов, но такая позиция автоматически ставила их вне закона: призыв к отказу платить налоги по римским законам приравнивался к государственной измене и бунту.

Более умеренные фарисеи считали, что, поскольку речь идёт о принуждении, о вынужденной уплате, платить налоги всё же можно, чтобы избежать смерти. При этом зелоты, расходясь в этом вопросе с фарисеями, всё же не задавали им лишних вопросов, по крайней мере, публично, тем более, что многие фарисеи, не решаясь поддержать радикалов открыто, тем не менее в душе им сочувствовали, и зелоты знали, что в случае чего всегда могут рассчитывать на поддержку своих менее радикальных единомышленников (конечно, в пределах возможного).

Иисусу провокационный вопрос был задан, и задан именно с тем, чтобы поставить Его в положение, когда «удобного» ответа нет: призвать публично платить налоги римлянам означает столь же публично признать и одобрить оккупационное правление, а призыв к отказу от их уплаты равносилен призыву к бунту со всеми вытекающими из такого призыва последствиями.Иисус между тем, как всегда, отвечает совершенно «не по правилам»: он говорит не о политике, а о Царстве. Кому принадлежат деньги? Тому, кто их чеканит? Так и оставьте их ему.

Для Царства вопрос о налогах неактуален, от того, платит ли человек налоги, или нет, его жизнь в Царстве не зависит никак, так же, как не зависит она от того, кому именно он их платит. Ведь всё это имеет отношение лишь к тому, что не выходит и никогда не выйдет за рамки непреображённого мира. Никакие деньги никогда не станут частью жизни Царства, и никаких налогов там не будет никогда. Все налоги, уплаченные в этом мире, тут и останутся. А если так, то жителем Царства можно оставаться, платя налоги любому земному правительству. Или не платя никакому.

Перед нами попытка провокации, предпринятая под маской благочестия. Мы видим, как фальшивое благочестие, оторванное от подлинного хождения перед Богом, оборачивается противлением Ему. Само построение фразы, начинающейся издалека и усыпанной фальшивыми комплиментами обличает отсутствие прямоты у задающих провокационный вопрос. Но Бог поругаем не бывает, и Христос не только достойно избежал расставленную ловушку, но и как бы мимоходом изложил принцип, в соответствии с которым должны строиться основы отношений между верой и государством.

Духовная жизнь и государственное управление относятся к разным сферам, их нельзя смешивать. Живя в государстве, мы признаны выполнять его законы и не отрываться от реальности гражданской жизни, но недопустимо подменять евангельские принципы политическими или же объявлять любые действия земных правителей соответствующими Божией воле. В те дни, когда прозвучал вопрос о допустимости платить подать римскому императору, он требовал почитать себя как бога. Христос не возражает против уплаты налогов, что является обязанностью жителей любого государства, но если император будет требовать от подданных совершения тяжкого греха, уступки недопустимы.