Сегодняшнее чтение вновь предлагает нам рассказанную Иисусом притчу о винограднике. Притча эта, как и все притчи такого рода, является мессианской, а виноградник здесь, как и в Библии вообще, становится символом мессианского Царства.
Для понимания притчи важно иметь в виду, что фарисейское движение было движением мессианским, участники его считали себя тем самым остатком, о котором говорили пророки. Конечно, пророки говорили об остатке, имея в виду малую часть народа, которая, пройдя через испытания (а таким испытанием стал для еврейского народа Вавилонский плен), сохранит веру и встретит обещанного Богом Мессию. Но уже после плена и после возвращения народа на землю отцов в Синагоге сформировалось братское движение, участники которого остатком стали считать именно себя. Их и называли «фарисеями», т.е. «отделившимися», «сектантами». Возможно, вначале это было несколько презрительное прозвище, но в евангельские времена члены братства именовали себя «фарисеями» уже охотно и даже с некоторым вызовом. Они считали себя духовными наследниками пророков и хранителями традиций пророческого мессианизма.
Иисус ставит их в один ряд с теми, кто в древние времена гнал и убивал пророков (ст. 34–36). С Его точки зрения, они фактически оказались наследниками не пророков, а их гонителей. И довершили то, что начали их предтечи (ст. 37–39).
И тут произошло то, что, собственно, и делает крест Христов неизбежным. Слушатели прекрасно поняли Иисуса. И решили Его убить (ст. 45–46). Ещё совсем недавно речь могла идти о богословской дискуссии (ст. 23–27); теперь дискуссия грозила обернуться кровью. И неудивительно: ведь нежелание отвечать на вопрос Иисуса (ст. 25–27) было не случайным, тут был выбор: признать очевидное и отказаться от собственных воззрений и концепций или не отказываться ни от чего, закрыв глаза на волю Божью. Собеседники Иисуса фактически выбирают второе. И если бы в этой ситуации Иисус, даже обличив Своих слушателей, не стал бы ни на чём настаивать, возможно, всё и обошлось бы, появилась бы возможность сосуществования разных точек зрения, которых в Синагоге евангельских времён было и без того множество.
Но Иисус прямо говорит, что речь идёт не о мнениях, а о Царстве и компромисса тут быть не может (ст. 43–44). И его слушатели понимают, что дело идёт уже не о богословском диспуте, а о выживании: ведь если этот странный Учитель прав, им придётся уйти, уступив место другим. А Он просто так не уступит, Он ставит вопрос ребром и будет стоять на своём до конца. И тогда у тех, кто не хочет уходить и не хочет принимать, остаётся лишь одна возможность. Ведь, если этот Человек действительно умрёт, то и проблема разрешится сама собой: тогда станет ясно, что Он никакой не Мессия и не пророк; следовательно, не принимавшие Его были правы и могут спать спокойно. Так неприятие Христа делает неизбежным Его крест.
