Мысли вслух на Ис Нав 7:1-26

Заклятие, или, по-еврейски, херем, изначально очень напоминало табу в том виде, в котором оно существовало (а кое-где существует и сегодня) у первобытных племён. Херем, как и табу, в первую очередь предполагал неприкосновенность того, на что он был наложен. Если дело касалось людей, херем фактически означал для человека, на которого он был наложен, изгнание: такой человек становился неприкасаемым и уже не мог больше жить с теми людьми, с которыми жил прежде. Изначально херем, как и всякий другой вид табу, имел или религиозную (в языческом смысле), или магическую мотивировку. В обоих случаях предполагалось, что соприкосновение с тем, на кого или на что наложен херем, оскверняет человека.

В религиозно-языческом, так же, как и в магическом миропонимании осквернение означало разрушение человека, вплоть до физического, которое могло привести даже к смерти, так, что соприкосновение с тем, на что накладывался херем (так же, впрочем, как и всякое табу), было равнозначно соприкосновению, к примеру, с каким-нибудь особенно ядовитым растением или с трупом человека, умершего от заразной болезни. В яхвизме осквернение означало нечто иное, а именно невозможность освятиться впредь до очищения от скверны. Человека мог осквернить совершённый грех, но осквернить его могло также соприкосновение с чем-то нечистым, в частности, с тем, на что был наложен херем.

От скверны можно было очиститься, для этого существовали особые обряды, включавшие, помимо прочего, и специальные очистительные жертвоприношения, но, если говорить о грехе, очиститься можно было от осквернения лишь таким грехом, который был совершён ненамеренно. В случае же греха, совершённого сознательно и добровольно, очищение от скверны, им порождённой, было невозможно — даже раскаяние и прощение греха как такового не избавляло человека от его последствий.

Соответственно и освящение для такого человека тоже становилось невозможным. В рассказе о взятии Иерихона речь идёт как раз об осознанном грехе, последствия которого оскверняли весь народ. Во время священной войны это означало неминуемое поражение: ведь Бог не пойдёт впереди тех, среди которых есть осквернённые люди, чьё присутствие несовместимо с Божьей святостью. Такие люди должны или уйти, или умереть — в условиях военного времени Иисус Навин выбирает второе. Приговор был жёстким, но в сложившейся ситуации он, как видно, представлялся и ему, и всем остальным единственно возможным.

Трудно не споткнуться человеку. Но грех, совершённый Аханом, особенно печален, он стоит в длинном ряду грехопадений, тянущемся от Адама и Евы через Ноя и Хама.

После того, как грехом смерть вошла в мир, война стала для людей привычным образом жизни. И вот теперь, когда зажёгся слабый, ещё непонятный даже самим участникам событий огонёк надежды на другую жизнь, на то, что после неизбежных войн начнётся переход к торжеству высшей правды, Ахан осквернил характер войны как битвы за искоренение нечестия. Теперь оказалось, что и среди призванных к справедливой войне могут найтись корыстолюбцы, ничем не отличающиеся от язычников.

В этот раз Господь не дал победу войску, осквернённому мародёрством и нарушением данным Им запретом. Такая победа стала бы очередным триумфом греха.

Всякий грех отвратителен, но когда мы совершаем зло на том месте, где Господь поставил нас для служения Ему, такой грех отвратителен особенно.