Мысли вслух на Лк 9:42-10:1

Как видно, апостолы всё же плохо представляли себе, что такое то Царство, о котором говорил им Иисус. Они явно представляли себе его чем-то наподобие земных царств, быть может, со своими особенностями, с каждодневными чудесами, но всё же похожим на государства непреображённого мира. Во всяком случае, у них, судя по свидетельству евангелиста, не было никаких сомнений в том, что управляться это царство будет так же, как управляется любое царство «мира сего»: Царём, разумеется, будет Сам Иисус, а вот дальше… дальше начиналось самое интересное: кого же Он сделает Своими приближёнными? Как Он распределит места в Своём Царстве между Своими учениками?

Иисус всё время старается объяснить ученикам, что Его Царство «не от мира сего» не потому, что оно полно чудес и сверхъестественных феноменов, а потому, что оно строится иначе, не по законам непреображённого мира, а по своим собственным законам, которые людям «мира сего» могут показаться, как минимум, странными. Велик тот, кто меньше всех, — это, конечно, с точки зрения непреображённого мира полный абсурд. Но ведь любое земное государство строится на силе, здесь всегда должен быть некий центр силы, который становится и центром власти, на этой силе основанной.

Царство, которое принёс в мир Спаситель, строится на любви, источником которой является дыхание Бога; форму же этому Царству придаёт та система отношений, которые связывают его обитателей между собой, каждого из них с Богом и со Христом, а Самого Христа — с Его небесным Отцом. В таком Царстве значимость человека определяется не его силовым потенциалом, о какого бы рода силе ни шла речь, а той мерой любви, которую он способен вместить.

Мера эта, как нетрудно догадаться, определяется степенью его прозрачности для дыхания Божия. Вот тогда-то и становятся понятны слова Иисуса о детях: ведь дети действительно восприимчивы для всякого действия Божия, не потому, что они безгрешны, а потому, что ещё не успели утратить той духовной цельности, которой взрослый человек не имеет, если только не думает и не заботится о ней специально. Так решается в Царстве вопрос о первенстве — главный вопрос непреображённого мира.

Ребенок, дитя... это существо так любимо Господом. А если это дитя умалено не только своей детскостью, а еще и недугом, то это просто ангел во плоти, который здесь на земле достигает совершенно недоступных нам высот, и мы стоим и смотрим на него снизу вверх. Как-то одно такое существо 8 лет, тяжело больное раком, изрекло перед тяжелейшей операцией: "Не обижайтесь на меня, если я умру". Это вот такая многократная умаленность, которая приближает к Богу как ничто другое. Мы как-то привыкли снисходительно относиться к их духовной жизни. Мы говорим, что они не должны постится, не должны исповедоваться до какого-то возраста. Наверное, в большинстве случаев это правильно. Но вот что пишет пророк Иоиль. «Но и ныне еще говорит Господь: обратитесь ко Мне всем сердцем своим в посте, плаче и рыдании. <...> Соберите народ, созовите собрание, пригласите старцев, соберите отроков и грудных младенцев…» (Иоил 2:12,16) Он говорит, что отроки и грудные младенцы должны участвовать даже и в покаянных собраниях, не для того, конечно, чтобы изводить свою плоть, а чтобы Господь увидел в зеркале их прозрачных душ нашу к Нему любовь.

А еще один совершенно здоровый четырехлетний ребенок рассказал как-то такую сказку собственного сочинения. «Жила была девочка. И ее убили. Потом ее еще раз убили. Потом ее отнесли в больницу и врачи ей делали уколы, но не вылечили. А потом ее отнесли к Христосу (так она пока говорит) и Он ее вылечил. И она стала плясать. Вот скоро и конец сказки». Этот ребенок еще совсем не знает, что врач может не вылечить, потому что за свои 4 года ничем тяжелее гриппа не болел. Но как-то уже пришел к тому, что невозможное человеку возможно Богу (ср. Мф 19:26 или Мк 10:27). Это понимание нам, взрослым, дается с огромным трудом, а для них это то, чем они живут, что приходит к ним как будто «само собой», просто через причащение Святых Христовых тайн и еще какими-то неведомыми нам путями. И именно поэтому звучит: «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу, ради врагов Твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя» (Пс 8:3). Ибо их уста, хоть еще и не знают закона, но полны благодати. А благодать превозносится над законом (ср. «милость превозносится над судом» Иак 2:13).

Продолжая открывать суть предлагаемого нам крестного пути, Господь говорит нам сегодня об умалении. Евангелист сообщает, что следующим за Христом ученикам пришла мысль, кто бы из них был больше. Очень человеческая мысль, увы, не чуждая и многим из учеников Христа во все времена. Мы нуждаемся в том, чтобы переживать опыт Божьей любви, нам нужно чувствовать, что Бог принимает нас. Христос, говоря, что Он пришел взыскать и спасти погибшее, отвечает на эту нашу потребность. Погибшему человеку еще предстоит восстать из мертвых и очищаться от множества грехов. Мы часто думаем, что Бог поджидает нас, неуклюже карабкающихся по этому пути, слегка раздражаясь из-за нашей медлительности. На самом деле Он пришел в этом мир, чтобы принять нас такими, какие мы есть, и повести за Собой по пути святости. Все это каждый человек должен пережить в собственном опыте, без этого жить невозможно.

Но человеческая душа под влиянием греха искажает эту потребность в переживании Божьей любви в то, что психология называет позитивной самооценкой. Мы зависим от нашей оценки себя и от оценки нас другими людьми, и выражается это как раз в «пришедшей» ученикам мысли: кто бы из них был больше. Мы не знаем в точности, шла ли речь о том, кто ближе к Учителю или кто праведнее, кто умнее или просто выносливее... Сами мы, в отличие от Христовых учеников, как правило, меряемся более примитивными вещами, вплоть до денег.

Важно, что Иисус отвечает ученикам. Во-первых, Он не отвергает саму мысль о величии, столь дорогую людям. Но Он предлагает иную шкалу для «самоизмерения» человеческого величия. В первую очередь, это означает не ревновать о своем величии, но, почитая себя последним, ревновать о других людях. И поскольку Он Сам предельно умалился, чтобы спасти нас, предалагемая Им шкала оказывается шкалой Богоподобия. А во-вторых, как и во всем, что Иисус говорит, например, о прощении, чтобы пережить то, что Бог принимает нас, Он предлагает нам самим принимать других, причем самых слабых и незначащих. Поэтому Его слова о принимающих дитя и тем принимающих Пославшего Его есть прямой и точный ответ на мысли учеников о величии.

Сегодня мы прочитали небольшую подборку коротких рассказов об Иисусе, сделанную евангелистом, чтобы показать всю необычность Его Вести, всю ее несовместимость с нормальными человеческими представлениями. В наступающем Царстве Божьем все будет не так, как принято на земле: самыми важными и уважаемыми будут те, кто наименее ценен в глазах людей (ведь дети до достижения совершеннолетия не имели никаких прав и считались собственностью родителей, наравне с рабами, а Иисус ставит их в пример ученикам). Иисус запрещает ученикам делить людей на «наших» и «не наших», а ведь это важнейший принцип человеческого общества (для сравнения, посмотрите новости по телевизору). Его Царство выходит из нашей системы ценностей, оказывается важнее даже священного долга похоронить отца, важнее, чем уютный дом и семья. Оно захватывает человека целиком — тот, кто задал Иисусу вопрос о Его Царстве, уже «положил руку на плуг», уже начал парадоксальный путь к Богу...

Сегодняшнее чтение целиком посвящено теме Царства, а также тому, как понимали его окружающие Иисуса люди, включая Его ближайших учеников. И снова мы сталкиваемся с полным непониманием даже апостолами того, что такое Царство и его законы. Сам вопрос о первенстве, о том, кто в Царстве главный (ст. 46), теряет там всякий смысл. Иисус сумел разъяснить это, указав ученикам на ребёнка, которого проблема первенства в силу возраста ещё совершенно не волнует (ст. 47–48).

По законам нашего ещё не преображённого мира, велик тот, кто велик собственным величием; в Царстве, как видно, собственное величие ничего не значит, и чем меньше человек на него надеется, тем больше сквозь него проступает величие Царства. Потому-то Царство это и нет необходимости насаждать силой, как думали сделать апостолы в одной самарянской деревне, где евреев, как водится, не жаловали (ст. 51–54): ведь так можно продемонстрировать лишь собственную силу и доказать собственную значимость, но приблизить людей к Царству таким способом невозможно. Не случайно Иисус говорит ученикам о том, что они действуют не в духе Царства: для Царства неприемлемо никакое насилие, силой туда не загнать никого, ведь, чтобы войти в него, нужны прежде всего отношения с Богом и с Тем, Кого Он посылает, притом отношения не навязанные, а принятые добровольно.

Царство, навязанное силой — не Царство, а лишь его фантом, который может погубить человека, но не может его спасти. А поскольку Царство — не место, а отношения, то оно не ограничено никакой структурой, даже апостольская община, если смотреть на неё не как на сообщество людей, живущих в Царстве, а на некую своего рода организацию по пропаганде идеи Царства Божия, его не ограничивает. Потому-то каждый, кто свидетельствует о нём во имя Христово, являя окружающим его силу и действенность, находит в нём своё место, даже если формально он не имеет отношения к апостольской общине (ст. 49–50). Так, развеивая столь широко распространённые в те времена мифы массового религиозного сознания, Иисус укрепляет в сердцах Своих учеников те представления о Царстве, которые должны помочь им пережить Его крестную смерть и принять Его воскресение.

Эти слова обращены не только к тем, кто только хочет начать свой путь за Иисусом. Они обращены и к самим ученикам, и к нам. Разве нам никогда не «приходит мысль» о том, кто же из нас больше? Или не возникает желания «запретить» кому-нибудь инакомыслящему? Или попросить у Бога огня с неба для наших недругов, «как и Илия сделал»? Всегда ли мы знаем, какого мы Духа? А ведь многие из нас не только «возложили руку на плуг», а прямо таки пропахали уже полполя. И что же, снова смотрим назад?

Как видно, Иисус всё время на разных примерах объясняет Своим ученикам, что такое жизнь Царства, какая она. И евангелист собирает эти примеры вместе, делает своеобразный дайджест, содержащий краткое их описание. Вот ученики, спорящие о том, кто в Царстве главный. Ну то есть после Учителя, конечно. Вот те же ученики, порывающиеся разразить громом самарянскую деревню, где их не принимают. Не ради себя, конечно, а ради Учителя. Ну и ради истины, разумеется. А вот встречающиеся им по дороге люди. Один готов идти, но Иисус говорит ему: Мне некуда тебя пригласить.

Другому Иисус Сам говорит: иди за Мной, а тот просит позволения похоронить отца — и получает кажущийся беспощадным ответ. Как и ещё один: ответ внешне помягче, но по сути: оставь, забудь всех, иначе придётся забыть о Царстве. Что это: особого рода избирательность? Да, конечно: ведь Иисус видит сердце каждого, оно для Него прозрачно так же, как для Его небесного Отца. Но есть и нечто общее. Царство открыто каждому. Но при одном условии: оно должно быть на первом месте в жизни того, кто хочет его достичь. В Царстве не доживают, в нём живут. А отказывающиеся идти так или иначе хотят дожить. Остаться с теми, кто доживает. Не понимая того, что доживать — одному или с другими — можно бесконечно.

В падшем мире ведь настоящей жизни нет, тут только её остатки. И приходится выбирать: или подбирать эти остатки и пытаться выжать из них последнее, или идти туда, где жизнь с избытком. Не пытаясь тащить за собой остатки того подобия жизни, которое можно найти в падшем мире. Но там, в Царстве, другие законы. Там нет начальников и подчинённых, а есть служения, которые надо нести, и кто умеет делать это лучше, тот и главный. Главному в Царстве достаются не лучшие места, а более ответственные служения. А ещё там не надо ничего никому доказывать. И в этом мире Царство тоже никому не надо доказывать.

Показать его, конечно, можно. А вот доказывать — бессмысленно. Ведь доказательство, особенно с привлечением громов небесных, всегда предполагает желание переубедить. Заставить принять, поверить. И тут уж неважно, какими будут неотразимые аргументы: они в любом случае предполагают, что человек сдаётся перед неизбежным, будь то сила, от которой не уйти, или очевидность, от которой никуда не деться. Царство, конечно, и сила, и очевидность. Но это сила, от которой можно уйти, и очевидность, которой при желании можно не замечать. Бог ненавязчив, а человек свободен. Вольному воля, спасённому рай.

Апостолы задают Иисусу один из тех вопросов, ответы на которые должны были польстить их самолюбию. Очевидно, они считали себя особенными, «продвинутыми», особо приближенными к Учителю и потому более значимыми, чем остальные люди. Но ответ Иисуса оказывается совершенно неожиданным, нарушающим все их представления и сводящим на нет всякое тщеславие. Оказывается, что в божественном масштабе большим становится то, что в мире считается маленьким, важным - неважное. Ученики искали ответ среди таких же, как они, взрослых умудренных опытом людей, а надо было просто посмотреть на что-то совсем друге. Для того чтобы войти в Царство Небесное, бесполезно развивать до предела в себе те качества, которые ценятся в обществе. Христос призывает нас «родиться свыше», став совсем другими. Удивительно, что самым близким образом, подсказывающим нам, каким должен быть такой новый человек, оказывается беспомощный ребенок, которого запросто можно «взять и поставить перед Собой».

Что такое религия? И какова цена человеческой религиозности? Споры об этом продолжаются уже не одно столетие. Одни видят в религии главный двигатель духовной жизни, другие считают её силой страшной, разрушительной, указывая, в первую очередь, на то, какие формы может принимать и какие явления порождает воинствующая, нетерпимая ко всякому инакомыслию религиозность.

Ученики Иисуса, были, несомненно, людьми глубоко религиозными, как и большинство евреев той эпохи. И к тому времени, к которому относится описываемый евангелистом эпизод в самарянском селении, они уже провели со своим Учителем не меньше года. Но вот — неприятие, и первая, непосредственная на него реакция апостолов. Будь проклято это село! Разрази гром его жителей! Можно было бы, конечно, подумать, что это сгоряча, что перед нами всего лишь первая, непосредственная реакция. Иисус считает иначе, Он говорит Своим ученикам: не знаете, какого вы духа. Как видно, сказанное сказано не сгоряча, тут не случайная ошибка, не оговорка, а позиция.

Позиция, вполне объяснимая исходя из религиозных представлений евреев евангельской эпохи. Эпохи, когда самаряне были для евреев хуже язычников: ведь они, как и евреи, считали себя народом Божиим, поклоняясь при этом Тому же Богу Авраама и Моисея, Которому поклонялись евреи. Таких претензий евреи самарянам, как нетрудно догадаться, простить не могли. Язычники были просто другими, они не имели отношения к Богу Израиля; самаряне имели и претендовали перед Богом на то место, которое по праву занимал еврейский народ. И религиозное чувство диктовало лишь один ответ на подобного рода притязания: ненависть.

Ненависть, которая религиозному сознанию представлялась вполне обоснованной: ведь любая религия в основе своей тотальна, она требует себе всего человека, всецело определяя его мировоззрение, поведение, ценностную систему. И никакая религия, разумеется, не терпит конкуренции: межрелигиозная терпимость обычно появляется лишь тогда, когда градус религиозного напряжения падает. Впрочем, возможна и иная причина: человек может быть терпим к чужой религиозности не только тогда, когда он ещё не дорос духовно до религиозного чувства, но и тогда, когда он духовно его перерос.

Именно это имеет в виду Спаситель, говоря апостолам, что они не знают, какого они духа. Им кажется, что, желая уничтожить противников своего Учителя, они приближают торжество Его Царства. Но на самом деле они это торжество лишь отдаляют. Ведь христианство не религия, а жизнь в Царстве, и Мессия пришёл в мир не для того, чтобы уничтожать Своих врагов, а для того, чтобы спасти каждого, кого можно спасти.

Но понять это нелегко. Собственно, одними человеческими усилиями понять такое вообще невозможно, и религиозное чувство тут не помощник; оно, как видно, может даже стать помехой на пути понимания того, что же такое Царство, принесённое в мир Спасителем. И только дыхание Божие открывает апостолам, что такое Царство. После Пятидесятницы им уже никогда больше не придёт в голову утверждать Царство и насаждать Церковь силой. Даже в самых тяжёлых ситуациях и с самыми благими намерениями.

Поразительно, что ученики Христа до самого Воскресения Его из мертвых находятся в плену расхожих иудейских представлений. Столкнувшись с неприятием самарян, они уже готовы молиться об огне с неба и приводят пророка Илию как пример для подражания. Нельзя не признать, что такая форма проповеди казалась оптимальной для многих христиан в течение веков. В одной империи была даже придумана специальная богословская теория, по которой надо обратить в христианство императора, а он уже огнем и мечом захватит весь мир и загонит в веру все подвластные народы. Все бы хорошо, жаль только империя пала, не успев исполнить возложенную на нее миссию. Слова Христа в ответ на эту странную мысль учеников просты и суровы: «Не знаете, какого вы духа». Пусть империи нынче перевелись (наверное, к счастью), но и в жизни отдельных людей этот соблазн и эта отповедь Христа нашей склонности к насилию очень важны. Не годится защищать истину силой, потому что Истина побеждает – на Кресте.

В сегодняшнем евангельском чтении звучат удивительные слова Христа, открывающие величайшее достоинство Его учеников. Его слушатели собрались толпою вокруг Него (в греческом тексте стоит όχλος, толпа, а не λάος, народ, как в Синодальном переводе). Евангелист специально упоминает, что эта толпа сидела вокруг Христа, — следовательно, происходило что-то очень важное. Возможно, Господь беседовал с людьми, поучая их. Быть может, было время трапезы, когда Ему, как Учителю, предстояло произнести благодарение… Люди устроились поудобнее для продолжительной беседы. И вот, Учителю говорят о приходе Его родственников. Надо полагать, слушатели были раз-очарованы: только мы приготовились слушать такое важное, жизненно необходимое нам слово — и Учитель должен оставить нас и уйти к родным. Ведь невозможно представить, что Он может предпочесть слушателей кровной родне.

И быть может, видя это разочарование, Господь говорит о том, что исполнение воли Божьей делает человека настолько близким, родным для Него, что такой человек для Христа — как брат и сестра. Что может быть более этого призвания — стать братьями и сестрами Спасителя мира, Сына Божьего? Усыновление Отцу, предвозвещенное через пророков, оказывается не литературным преувеличением, но истинной реальностью. Но и этого мало. Спаситель говорит о том, что принятие и исполнение воли Божьей приводит нас в столь существенное единство с Ним, каким было единство Его с Его Пречистой Пренепорочной Матерью. О чем-то подобном говорит апостол Павел: «уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). Наконец, этими словами Христос не только открывает глубину обретенного нами родства с Ним, но и вводит нас в Свою семью, усыновляя нас Нашей Милостивой Заступнице — Его Пречистой Матери.

Нам приходится пройти довольно долгий путь, прежде чем дойти до простой мысли, что кто не против нас, тот за нас. Искать врагов проще, чем жить среди со-ратников и со-работников. Считать себя истиной в последней инстанции приятнее, чем признать себя одним из многих. Знание, что ты не первый, а последний, среди тех, кого призвал Господь, приходится долго переваривать.

На этом пути мы всегда стараемся свернуть от «кто не против вас, тот за вас» к «кто не со Мной, тот против Меня». Мы стараемся приравнять себя к Господу и занять место первого и лучшего ученика, который все понял и немедленно реорганизует мир согласно своему пониманию. Именно от этого и защищает нас Господь, приводя в пример детское, младенческое отношение к иерархии, к власти, к карьерному росту, к нашему месту в мире и, в конце концов, к тому, что мы вообще знаем о Нем и о себе.

Слова Спасителя о тех, кто не против христиан, что они тем самым «за», могут на первый взгляд показаться несколько странными. В самом деле: мало ли есть на свете людей, которые ничего не имеют против Христа и даже против христианства, но… и «за», в общем-то, тоже ничего не имеют. Они просто безразличны ко всему этому, или оставаясь агностиками, или выбирая себе другие духовные традиции и духовные пути.

Можно ли такую позицию назвать позицией «за» Христа или «за» христианство? Если на христианство смотреть как на некую новую религию, тогда, конечно, ответ может быть только отрицательным. Всякой религии нужны сторонники, желательно сознательные, активные и убеждённые в своей правоте, такие, которые могли бы эту религию распространять и свидетельствовать об её истинности.

Но ведь христианство — не новая религия, а новая жизнь. Жизнь со Христом в Его Царстве, которое Он принёс в мир. А с жизнью всё не так просто, как со взглядами и убеждениями, политическими, общественными, научными или даже религиозными. Сторонником каких-то взглядов или убеждений можно стать лишь тогда, когда осознаёшь и принимаешь их до конца.

Конечно, всякая религия имеет в числе своих сторонников и таких, которые не особенно разбираются не только в её богословских, но порой даже в её вероучительных тонкостях, однако даже такие мало разбирающиеся в тонкостях адепты свою поддержку своей религии выражают вполне осознанно и однозначно, и порой даже решительнее, чем все остальные. С жизнью же всё не так просто, нередко люди проживают всю свою жизнь или большую её часть, вовсе не задумываясь о том, как, чем и почему они живут.

То же и с жизнью Царства, которое теперь, по слову Спасителя, приблизилось. Человек может порой почувствовать веяние дыхания Царства, даже не очень понимая, что с ним происходит и с чем он имеет дело. Такое после прихода Христа происходит нередко: ведь Царство приблизилось ко всем, а не только к христианам, это объективная духовная реальность, а не духовный опыт, принадлежащий какой-то определённой конфессии или тем более ею монополизированный.

Дыхание Царства сегодня может ощутить каждый, если, конечно, он заранее не отвергает всего, связанного со Христом и с христианством. Но в таком случае и оказывается, что человек, вроде бы не имеющий никакого отношения к христианству, может оказаться «за» Христа и «за» христиан, если, разумеется, он отнесётся к своему опыту и к своей жизни всерьёз.

Конечно, такое «анонимное» христианство ещё не гарантирует, что человек осознанно встанет на христианский путь, но и врагом Христу и христианам он, скорее всего, не станет. А значит, путь в Царство для такого человека окажется открытым, и возможность этим путём пройти может сохраняться для него достаточно долго — столько, сколько пожелает Тот, Кто принёс Царство в мир.

Как близка нам реакция апостолов. С одной стороны — нет ничего в этом удивительного, ведь все мы люди, и, кроме того — быть похожим на будущего апостола очень даже хорошо. А с другой стороны - чем же мы на них похожи? Именно тем, что мы люди, и нашими «общечеловеческими» реакциями. Ученики, горя ревностью по Учителю, обижены тем, что Его не захотели принять. Кто-то отнесся к их Учителю так же, как и к любым другим людям, — путешествующему отказали в приюте. И вот уже перед нами бушует «праведный гнев», ведь вряд ли эти простые рыбаки спокойно говорили слова о призывании карающего небесного огня, как бы ни было это безэмоционально изложено в Евангелии (см. Лк. 9:54). И эти простые люди считают себя вправе отомстить за такое неприветливое отношение к их Господу. Может быть, они движимы словами Христа, посылающего их на проповедь: «И если кто не примет вас и не будет слушать вас, то, выходя оттуда, отрясите прах от ног ваших, во свидетельство на них. Истинно говорю вам: отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели тому городу» (Мк. 6:11). А ведь тогда речь шла о них самих, а тут — об их Учителе! Значит, и наказание должно быть соответствующим!.. А если представить себе, что подобным образом вел бы себя Иосиф, когда их с Марией, которая вот-вот родит, никто не хотел пускать? Сколько бы людей и домов оказались бы сожжены огнем?

Удивительно, что ученики имеют в этом случае веру в то, что огонь придет по их просьбе! И вопрос звучит не так: «Спустится ли огонь с неба, если мы попросим?» а «Хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их?» (Лк 9:54). И как чудесно, что вера в Бога и в то, что «чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного», сопровождается диалогом с Господом! Потому что Он отвергает предложение учеников и запрещает им (Лк. 9:55), направляя их стези по верному пути.

В этом тексте Иисус может показаться нам жестким, даже жестоким. Но посмотрим внимательнее, почему Он так отвечает? Первый человек, как и мы часто, ищет у Бога покоя, защиты. Он уверенно говорит, что пойдет за Иисусом куда бы Он ни пошел, но о Кресте этот человек не знает. Он думает, что Господь приведет Его в уютный дом, что можно будет переложить на Него заботу о своей душе. Бог просит у нас ответственности. Он не гонит никого, но Он предупреждает, что мы не от мира и в мире мы не можем жить уютно и защищено, ведь Богу в этом мире негде приклонить главу, кроме как в нашем сердце, кроме как в Церкви.

Самый сложный для нашего уха ответ — второй. Но давайте прислушаемся к этим словам: «предоставь мертвым погребать своих мертвецов». Неужели Иисус, который «не есть Бог мертвых, но Бог живых», может называть кого-то мертвым таким образом. Наверное, хотя об этом месте трудно говорить уверенно, Иисус хочет сказать этому человеку, что смерти нет. Поэтому Он посылает его сразу благовествовать Царствие Божие, Царствие вечной жизни, ведь «у Бога все живы».

Последний ответ тоже кажется очень жестким, но давайте подумаем,разве мы доверили бы какое-нибудь дело человеку, который обещая что-то, с самого начала говорит: «да, но...». А в деле несения Благой Вести вплоть до Креста, какие могут быть «но...».

Все мы всё время ставим Богу условия; обещаем не подумав, не взяв ответственность; говорим «да, но...», ставя себя на первое место, мы держимся за наших мертвых, забывая, о даре жизни с избытком, о тех словах, которые Иисус сказал Марфе, перед воскрешением Лазаря: «Я есмь воскресение и жизнь».

Мы не знаем какого мы духа. Сегодня нас не удивляет возможность суда, мы легко судим не только от своего имени, но и от имени христиан, от имени всей Церкви. Часто можно услышать: «святые отцы говорят...», или «Папа сказал», и т.д. и т.п. От имени Церкви мы обвиняем людей в грехах, не видя бревна в своем глазу. Во всех конфессиях были периоды, когда от имени Церкви убивали людей: инкизиция, борьба со старообрядцами, религиозные войны...

В этом тексте мы видим, что даже при живом Иисусе апостолы хотели от Его имени истребить тех кто не принял Его. Это было проявлением любви к Нему, но не настоящей любви. Ведь любовь к Богу без любви к ближнему невозможна. Мы не знаем какого мы духа, но мы точно знаем, что не прав был Маккиавели, когда написал, что «Цель оправдывает средства». Нельзя насадить любовь к своему Учителю и Богу насилием. Насилием нельзя добится ничего, тем более любви. Бог и насилие не совместимы. Бог умер за каждого жителя этого самарянского селения, не принявшего Его, он умер также и за каждого из апостолов, Он умер за Иуду, Он умер за каждого из нас, и кроме Него, никто может судить.

Эти слова Господь Иисус Христос говорит в ответ на странное предложение учеников низвести огонь с неба и уничтожить тех, кто не захотел принять Господа и учеников. «Не знаете, какого вы духа», — с горечью восклицает Спаситель. И эти слова содержат очень важный аспект нашей веры. С приходом Христа в мир, равно как и с момента соприкосновения каждого человека с Ним, начинается суд. По слову Самого Господа, суд состоит в том, что Свет пришел в мир и дела и намерения каждого становятся видимы в этом Свете. И каждый из нас выбирает между Светом и покаянием или тьмой и довольством собой. На этом пути нас поджидают трудности и опасности; выбор этот, несмотря на всю его очевидность, совершить очень не просто. И часто, очень часто, мы оказываемся не в силах следовать за Христом. И вот Господь говорит, что Он пришел не для того, чтобы «подловить» нас на неготовности принять Его и обречь на погибель. Нет, цель Его прихода — спасти души людей. Это одна из важнейших причин того, что Он так часто и настойчиво предостерегает учеников от суда, от осуждения людей. И это удивительная надежда для нас, недостойных Его жертвы.

Желающим следовать за Ним людям Иисус отвечал отнюдь не одинаково. Конечно, говоря вообще, Он имел в виду конкретного человека и его ситуацию, отвечая в зависимости от того, чего от конкретного человека можно было ожидать. Но это общий взгляд; а что же конкретика? В самом деле, Иисус не раз отказывал людям, желавшим остаться с Ним. Вот к Нему подходит человек, который готов идти за Ним, куда угодно. А Иисус отвечает ему, что Он — бездомный, Ему некуда идти, так же, как некуда идти и обратившемуся к Нему человеку. Казалось бы, всё логично. Но вот два приведённых евангелистом других случая: тут Иисус, напротив, зовёт за собой тех, кто, надо заметить, Ему вовсе не отказывает, но лишь просит о совсем небольшой и, рассуждая по-человечески, вполне оправданной отсрочке.

Конечно, понять всё в точности тут практически невозможно: ведь для этого пришлось бы восстановить полностью ту логику принятия решений, которой руководствуется Спаситель как вообще, так и в конкретных случаях. Но кое-что всё же понять можно. Очевидно, для Иисуса главным является не только и не столько наличное духовное состояние человека, сколько его духовные потенции. Он смотрит не только на готовность человека пойти за Ним в данный конкретный момент, но и на то, к чему это приведёт впоследствии.

В самом деле: готовность пойти за тем или иным конкретным человеком (даже тогда, когда речь идёт об обычном человеке) может быть связана с сиюминутным эмоциональным порывом или с какими-то умозрительными построениями, с теми выводами, которые делает человек из сказанных слов и из того, что, как ему кажется, за ними стоит.

Спаситель, разумеется, сразу же, общаясь с человеком, видит все движущие силы и все мотивы высказанного желания: ведь человеческое сердце для Него так же прозрачно, как и для Его Отца.

Он, конечно же, прекрасно понимает: если человек ожидает тёплого, уютного убежища от всех ветров, какие дуют в мире, такому человеку с Ним не по пути: ведь Он не сможет предложить ищущему безопасного убежища ничего. Иное дело — вырвать человека из такого уютного убежища, если ему уже пришла пора двигаться дальше, пришла пора встать на путь, ведущий к Царству.

Тут Иисус может быть абсолютно бескомпромиссен: никакого промедления, бросай всё и иди за Мной! В самом деле: всякое промедление может оказаться и нередко действительно оказывается лишь поводом для того, чтобы отложить решение, пора принятия которого наступила, а затем и вовсе его избежать. Потому-то и предлагает Иисус тем, время которых пришло, смотреть не назад, а вперёд. Как смотрит только вперёд пахарь, которому нельзя оборачиваться назад, чтобы не испортить всё дело.

Ответы Господа Иисуса Христа на слова трех человек, пришедших к Нему и выражающих желание последовать за Ним, часто вызывают смущение у читателя. Почему, вместо того, чтобы приветствовать новых последователей, Господь, в сущности, отвергает их и обличает нечто в их стремлении идти за Ним? Нередко этот вопрос обусловлен нашими собственными страхами: мы опасаемся, как бы и наше стремление последовать за Иисусом не было Им отвергнуто. Так или иначе, слова Христа в сегодняшнем чтении из Евангелия от Луки шокируют нас, они противоречат каким-то глубоко спрятанным нашим стереотипным представлениям. Иногда вообще возникает обида на евангелиста: без этого отрывка все было бы куда глаже и приятнее для нас.

Вероятно, нужно выделить три основные причины такого отношения к этим словам Христа. Во-первых, наши стереотипные, привычные представления, возможно, неверны. Во-вторых, мы, возможно, не понимаем, что говорит Господь. И, в-третьих, мы, быть может, применяем ко всем, в том числе и к себе, то, что говорится вполне конкретным людям по вполне конкретной причине. В данном случае, кажется, имеют место все три причины сразу.

Представление о том, что приходящего к Нему Господь не изгонит, основано на Его собственных словах. Но, в то же время, Он Сам говорит и о том, что не всякий, говорящий Ему «Господи», может войти в жизнь, но лишь тот, кто исполняет волю Отца Небесного. Значит, Бог — не политик, целью которого является рейтинг любой ценой. Следовать за Ним может лишь тот, кто обладает определенной чистотой намерений. Наверное, когда мы ищем Бога, в наших побуждениях всегда есть некоторая поврежденность — но в определенных случаях она делает наш приход ко Христу — не невозможным, нет — губительным для нас самих. Таковы и три приведенных евангелистом примера. Один, привлеченный славой мессианского Царства, хочет поучаствовать в ней — но Господь говорит о Своем пути как о пути отвержения и страдания. Второй и третий хотят идти за Христом на своих условиях: «я пойду за Тобой, но...»,- говорят они. Здесь сам человек определяет свой путь и пытается сделать Богу своеобразное одолжение тем, что соглашается следовать за Ним. И все это духовно небезобидные вещи, на что и указывают ответы Господа Иисуса.

Очевидно, что с первой причиной нашего неприятия слов Христа напрямую связана и третья: не стоит обобщать ответы Христа этим трем лицам на весь белый свет. Чтобы они не могли быть отнесены к нам, надо только не повторять ошибок этих людей.

И, наконец, в самом деле нужно вникнуть в суть того, что хочет сказать Господь. Первому из трех упомянутых людей Он говорит, в сущности, о Кресте. Важно, что Крестные страдания и отвержение людьми выступают здесь как постоянные спутники Господа Иисуса на всем Его земном пути — от вифлеемской пещеры до Голгофы. Ответ Христа человеку, который не соглашается пойти за Ним по причине важнейшего сыновнего долга, важно услышать вместе с вопросом. Этот человек говорит: позволь мне уйти от Тебя, потому что где-то там ждет меня нечто важное. Но уйти от Бога можно только в одно место — в ад, потому что везде, где нет Бога, там и есть ад. И Христос говорит этому человеку: нет, это оттуда тебе нужно уйти ко Мне. И вопрос, и ответ строятся вокруг глагола apelauno, «уходить, удаляться». Там, где нет Христа, говорит Иисус — там царство мертвых. Не от Христа туда, а оттуда ко Христу следует уходить. Ты, говорит Господь, уходи благовествовать Царство. Третий же, соглашаясь следовать за Христом, пытается оговорить для себя определенную степень свободы, и к тому же, возможно, ищет похвастаться перед близкими, как он возрос духовно, что уходит за Назаретским Учителем. И Господь говорит ему, что такое двоедушие невозможно перед лицом Божьим.

Потому, видимо, для евангелиста Луки и было важно включить эти три кратких диалога в Евангелие, чтобы мы могли увидеть истинную картину происходившего и научиться чему-нибудь на этом примере.

Негде Сыну Человеческому голову приклонить. Негде… а почему? Почему мы находим себе место, где голову приклонить, а Ему нет места? Даже самый последний московский бомж найдет себе какое-нибудь теплое местечко на вокзале или еще где-то, а Господу нашему нет места. Почему? Вот, казалось бы, Он возлежал на трапезах, даже и в богатых домах. Значит, и богатые люди принимали Его у себя. Почему же Он говорит, что негде Ему голову приклонить? Что, Он жалуется на Свою неприкаянность и бедность? Нет, конечно. Но, скажут, ведь и правда первая наша реакция на эти слова – жалость безмерная, любовь, нежность. Сколько мистических переживаний на эти слова было о том, чтобы дать Господу свое сердце, чтобы в нем Он приклонил голову. Но только ли это Господь хочет, чтобы мы почувствовали в словах сегодняшнего чтения? Если так, то, значит, Он просто жалуется, просто хочет, чтобы Его пожалели. Мы не скажем, что этого не было. Ведь Господь обладал и человеческой природой, а в человеческой природе заложено стремление к любви и нежности, оно не греховно само по себе. Но все-таки есть ощущение, что мы не должны останавливаться единственно на таком восприятии этих слов, мы должны думать глубже и искать каких-то еще смыслов. Когда болеет ребенок, когда он ночью лежит весь в жару, мать не может уснуть. Пусть от нее ничего не зависит, она не может приклонить голову и уснуть. Но стоит спасть температуре, сон приходит сам собой. Вот на самом деле мир, он тоже страшно болен. Ведь давайте подумаем, прошла ли хоть одна минута на земле, чтобы где-нибудь не умер человек, чтобы где-то что-то не случилось. Это у нас все делится на ночь и день, а для Господа, коль скоро в Его руках вся земля, нет ночи и дня. Нам вспоминается «Вечерняя молитва» владыки Антония Сурожского. «В больнице или в комнате больного есть люди, котоpые не уснут, потому что им больно, потому что им стpашно, потому что они в тpевоге за любимых, из котоpых одни несут вместе с ними бpемя их болезни, а дpугие осиpотеют с их смеpтью. Есть люди в одиночестве тюpьмы; некотоpые из них молоды, и где-то за стенами есть девушка, котоpую они любят, есть их дети, их товаpищи, есть свобода, была надежда – а тепеpь ничего не осталось. Есть и такие тюpьмы, где ночи ужасны, где сейчас начнутся допpосы; они тянутся долгие часы в сеpдцевине ночи; кого-то будут бить, кто-то подвеpгнется пыткам. Они веpнутся в свои камеpы обессиленными и вступят в день, в котоpом им не будет отpады, один стpах пеpед гpядущей ночью. Сейчас над ними замыкается ночь, стpах окутывает их тело, их душу. Кpоме того, есть во всех гоpодах ночь шумная, ночь кабаков, ночь азаpтных игp, ночь пьяницы, ночь, в котоpой юноши и девушки потеpяют чистоту; ночь, когда супpуги, позабыв любовь, охваченные только желанием, будут гpубы дpуг с дpугом. Есть люди, котоpые потеpяют честь, и кому стыдно будет пpоснуться утpом». И вот, переживая эти слова владыки, подумаем: когда есть такие ночи, как может уснуть Господь?

Слова Иисуса о мёртвых, погребающих своих мертвецов, могут показаться слишком жёсткими в той ситуации, в которой они прозвучали. Но, если вдуматься, нетрудно увидеть, что и ситуация тоже была, по сути, критической, хотя ничего такого у Иисуса человек, которого Он позвал за Собой, казалось бы, не просил. Наоборот, речь шла о деле, как мы обычно говорим, святом: похоронить собственного отца.

Есть любопытная интерпретация этой просьбы: некоторые комментаторы считают, что речь тут идёт не о том, что отец упомянутого в рассказе человека уже умер, а о том, что он ещё был жив, но уже ждал смерти (или из-за болезни, или просто из-за преклонного возраста), и человек этот просил отсрочки с тем, чтобы дать своему отцу дожить спокойно те (вероятно, немногие) годы, какие ему оставались на земле. Он был готов идти за Иисусом, он лишь просил отсрочки. Но Иисус ему этой отсрочки не дал. Почему? Можно было бы сказать, что отсрочки расслабляют человека, нередко лишая его той решимости, которая была в известный момент, а со временем исчезла потому, что человек так и не сделал того, на что решился. Но это лишь одна сторона дела. Другая заключается в том, что в духовной жизни обычно вообще не бывает никакого «потом».

Бог вне времени, а встретиться с Ним можно только в настоящем, только здесь и сейчас. Но «здесь и сейчас» как точка встречи человека с Богом проецируется в совершенно конкретный момент времени и в совершенно конкретную точку пространства. Вот эту точку для упомянутого в рассказе человека и обозначил Иисус. В ней нужна предельная концентрация на Божьем присутствии, на откровении Его воли и на поставленную перед человеком в контексте всего упомянутого задачу. Но у человека, о котором рассказывает евангелист, такой концентрации нет.

Он не в том вечном настоящем, где произошла его встреча с Богом, он во временном настоящем, где прошлое сменяет будущее, а настоящее оказывается не точкой встречи с Богом, а лишь местом встречи того, чего ещё нет, с тем, чего уже нет. И резкие слова Спасителя нужны для того, чтобы вырвать человека из временного настоящего и поставить его перед Богом в вечном настоящем. Конечно, и это само по себе ещё не гарантия: ведь человек свободен. Но момент максимальной возможной для человека ясности всегда становится для него и моментом истины. Истины, по отношению к которой и надо определиться — для Царства и для спасения.

В Библии есть много примеров такой «оглядки назад»: жена Лота, Израиль во время Исхода... Мы ищем идеалы в прошлом, не осознавая, что Царство Божие — всегда здесь и впереди. Позволю себе процитировать одно место из книги современного автора (Ричард Рор): «Благая весть всегда указывает в будущее, на некое новое место, в землю обетованную. Она никогда не обращена назад. Но ирония христианской истории состоит в нашей привычке обращаться назад и говорить: «Вот раньше были чудеса. Это раньше Бог был Богом, это тогда жили великие пророки. Это в средние века были великие святые...» По этой иронии, Слово Божье из освобождающей силы превратилось в силу охранительную. Из-за того, что мы не прислушивались по-настоящему к Слову Божьему, мы стали заниматься религиозной гимнастикой и потеряли соприкосновение с силой Божьего Слова».

Каждый упоминаемый в Библии человек становится для нас примером в чем-то особом и очень личном. Лука же, много написавший, но малоупоминаемый в тексте Писания, часто теряется на фоне тех, кого он так ярко и живо описал. Каждый раз пытаясь разглядеть его черты, услышать его голос, лучше всего вспоминать слова апостола Павла из сегодняшнего чтения: «Один Лука со мной». Здесь Лука тот, кто остается рядом, когда закончился праздник, когда дни идут один за другим, заполненные тяжелой и неблагодарной работой. Он запомнит и сохранит главное, он верен и терпелив. И еще он никогда отступится от Того, в Кого он верит, а это, согласитесь, очень важно на трудной дороге.

Вчитываясь в рассказ евангелиста Луки об отправлении на проповедь семидесяти апостолов, нам важно по возможности точно выяснить то поручение, с которым отправляет их Христос. Евангелист подробно передает слова Господа о том, что семидесяти не следует приготовляться к долгим и многотрудным странствиям, но, положась на Бога, довольствоваться тем, что Он будет посылать им в пути. Главное, говорит Господь, где примут вас — там оставайтесь, где не примут — оттуда идите дальше. Суть же того, с чем посылает их Господь: нести весть о мире и о том, что приблизилось к вам Царствие Божие.

Итак, задача семидесяти апостолов (а вслед за ними и всей Церкви) — оповестить людей о том, что уже близко, рядом с ними — Христос. Вслед за апостолами Сам Господь придет в эти селения и города и будет говорить слово желающим услышать и исцелять страждущих. В апостольском же служении Церкви главное — возвестить миру приход Христа, и ключевым в этом свидетельстве, по слову Христа, является служение мира. Не бичевать пороки людей и «переустраивать общество», но принести мир тем, кто захочет принять его.

Господь говорит: «если будет там сын мира, то почиет на нем мир ваш». Важно, что Он говорит не «мир Мой», хотя пророки давно сказали, что Он Сам и есть мир для людей, как и апостол Павел вновь повторит: «Он есть мир наш». Для того чтобы исполнить порученное, семьдесят апостолов (и вся Церковь вслед за ними) должны сами исполниться этого Божьего мира, чтобы он действительно был наш.

И вот Он выслал деятелей на жатву свою и что? Скорее наше делание напоминает прогулку волков, а не жизнь агнцев. Мы всегда во всем правы, мир делится на «они» и «мы». Чем меньше слушают лично нас, тем уже круг «мы», плавно переходящий в «Я», и шире круг «они». Они не понимают, не знают, не слышат, но я-то знаю, понимаю, слышу, поэтому должен настоять на своем. А иначе им будет хуже, чем Содому и Гоморре, поэтому можно себя не ограничивать в словах и делах. Как удобно применять к себе то, что Господь говорил о Себе. Но прочтем в Евангелиях, что «кто не со Мной, тот против Меня». Про делателей же, кто должен принести новость о Его смерти и воскресении: «Кто не против вас, тот с вами». И не наша это задача — оценить кто из нас, как и насколько с Ним, важно то, что в Нем мы не против друг друга, а вместе. И вот тогда станет реальностью 65 псалом, когда «Ты испытал нас, Боже, переплавил нас, как переплавляют серебро».

Господь делит мир людей на тех, кто несет Весть, тех, кто ее принимает и тех, кто ее отвергает. Мы должны понять, что принадлежим к одной из этих групп. Но чаще всего не просто принадлежим, а проходим путь от последних через вторых к первым. Неизбежно, когда человек нынешнего века приходит впервые к слову Божию, что-то в нем вызывает его протест, что-то им не принимается. Если дело обстоит иначе, значит, есть неладное, значит и принятие не настоящее. Но вот постепенно мы выходим к своему личному апостольству. Жизнь каждого настоящего христианина можно написать как историю восхождения к личному апостольству. Вряд ли кто-то может сказать о себе, что он уже пришел к нему, не может об этом сказать и автор этих строк, но давайте задумаемся о том, к чему мы стремимся. Посмотрим на фрагмент Евангелия, которое мы читаем сегодня. Может быть, главное, что можно выделить в этом тексте – весь мир должен восприниматься нами как свой дом, а люди, к которым приходишь как родные братья и сестры, из рук которых спокойно принимаешь еду и питье. Возможно, именно поэтому звучат эти странные слова: "не переходите из дома в дом", ибо всякий дом – свой родной дом. Наверное, это самое главное в апостольстве боль за весь мир как за свой дом, когда мы научаемся в личной молитве плакать за весь мир, мы уже близки к своему апостольству. Обратим внимание на другие удивительные слова: "если будет там сын мира, то почиет на нём мир ваш, а если нет, то к вам возвратится". Мир, который мы несем людям, не может пропасть, исчезнуть, оказаться напрасным. Мир, как всякое истинное благо, нельзя уничтожить.

Институт посланников (или, как их называют по-гречески, апостолов) существовал во всех еврейских религиозных братствах с самого их основания. Задач у них было две: проповедь и свидетельство. Различие в данном случае заключалось в том, что проповедовали обычно чужим, тем, кто к братству ещё не присоединился, в надежде, что и они когда-нибудь присоединятся к движению (большинство еврейских религиозных братств были не жёстко централизованными организациями, а общинными движениями), а свидетельство — на своих, которым нужна была духовная поддержка и своего рода обмен духовным опытом: ведь в разных входящих в движение общинах происходило порой немало замечательных событий, о которых нужно было услышать из первых уст, от непосредственных свидетелей происшедшего.

Вполне естественно, что такие посланники останавливались у своих, в домах тех, кто уже входил в братство, которые на время пребывания в доме посланника становились главным центром жизни общины. И свидетельствовали они, в первую очередь, всё же своим, а всем остальным рассказывали не о том, о чём говорили узкому кругу единомышленников, а о своём братстве, приглашая их присоединиться к движению с тем, чтобы услышать всё самое интересное и приобщиться к братской жизни. Иисус же, как видно, требует от Своих посланников-апостолов, чтобы они свидетельствовали о главном всем, кто готов услышать.

Более того: Он вообще призывает их не делить людей на «своих» и «чужих», не выбирать дома, где бы им остановиться, придя в незнакомый город, а пользоваться гостеприимством каждого, кто будет готов разделить с ними кров. И в свою очередь так же щедро делиться с каждым тем живым свидетельством о Царстве, сила которого им дана, исцеляя всех, кто будет нуждаться в исцелении. Ведь христианство не новая религия, число сторонников которой Спаситель хотел бы увеличить, а жизнь Царства, к которой Он хотел бы приобщить как можно больше людей. Приобщить, чтобы спасти.

Вчитываясь в рассказ евангелиста Луки об отправлении на проповедь семидесяти апостолов, нам важно по возможности точно выяснить то поручение, с которым отправляет их Христос. Евангелист подробно передает слова Господа о том, что семидесяти не следует приготовляться к долгим и многотрудным странствиям, но, положась на Бога, довольствоваться тем, что Он будет посылать им в пути. Главное, говорит Господь, где примут вас — там оставайтесь, где не примут — оттуда идите дальше. Суть же того, с чем посылает их Господь: нести весть о мире и о том, что приблизилось к вам Царствие Божие.

Итак, задача семидесяти апостолов (а вслед за ними и всей Церкви) — оповестить людей о том, что уже близко, рядом с ними — Христос. Вслед за апостолами Сам Господь придет в эти селения и города и будет говорить слово желающим услышать и исцелять страждущих. В апостольском же служении Церкви главное — возвестить миру приход Христа, и ключевым в этом свидетельстве, по слову Христа, является служение мира. Не бичевать пороки людей и «переустраивать общество», но принести мир тем, кто захочет принять его.

Господь говорит: «если будет там сын мира, то почиет на нем мир ваш». Важно, что Он говорит не «мир Мой», хотя пророки давно сказали, что Он Сам и есть мир для людей, как и апостол Павел вновь повторит: «Он есть мир наш». Для того чтобы исполнить порученное, семьдесят апостолов (и вся Церковь вслед за ними) должны сами исполниться этого Божьего мира, чтобы он действительно был наш.

На первый взгляд, слова Иисуса о мире, который должен быть предложен каждому, кажутся несколько странными. Конечно, поздороваться, входя в дом, нужно в любом случае, независимо от того, кто в нём живёт. Но ведь смысл традиционного еврейского приветствия неотделим от пожелания дому, в который входишь, того мира Божия, который по определению не может быть дан нечестивцам. Означает ли это, что Иисус не делает различия между грехом и праведностью? Едва ли. По-видимому, в традиционное еврейское приветствие Он всё же вкладывает какой-то иной, новый смысл. И смысл этот становится понятен в контексте того главного содержания проповеди посылаемых Им учеников, который сводится к свидетельству о приблизившемся Царстве. Тогда всё встаёт на свои места. В самом деле, если речь идёт о Царстве, то уже не человеку решать, кто достоин Царства, а кто нет. Каждый из нас грешен, притом грешен по-своему, и не нам судить о мере чужого греха. Если мы и можем свидетельствовать о Царстве, то не благодаря, а вопреки собственной греховности. Но тогда нам только и остаётся засвидетельствовать о том, что нам открыто и дано отнюдь не по нашим заслугам. И мир Царства — единственное, что мы можем дать дому, в который входим. Остальное не наше дело: кто достоин, решит Тот, Кто принёс Царство в мир. А от нас в любом случае не убудет: если кто-то в посещённом нами доме примет Царство, его станет в мире больше, а если не примет никто, то его, по крайней мере, не станет меньше.

Послушаем и подумаем потом о том, что говорит нам в комментарии к сегодняшнему евангельскому фрагменту святитель Феофан Затворник («Мысли на каждый день года»): «Стало быть, неверам нечего обнадеживать себя снисхождением Господним. Только и повольничать им, что на земле; а как смерть — так вся гроза гнева Божия обрушится на них. Великое несчастье попасть в неверы! И на земле-то им нерадостно, ибо без Бога и Господа Иисуса Христа — Спасителя и Искупителя, и здесь все мрачно и безотрадно, а что там, того и словом описать и вообразить невозможно. Уж отраднее бы уничтожиться, но и этого не дано будет им». Готовы ли мы пойти вслед за ним в этой ригористичности, строгости и жесткости? Может быть, кто-то и готов, но автор этих строк испытывает некоторый страх, думая об этих словах святого. А для чего же тогда существуем мы, верующие? Только чтобы спасти самих себя? Но это не слишком благородно. Вспоминается молитва из молитв ко Святому Причащению: «Ты бо рекл еси, Человеколюбче, пророком Твоим: яко хотением не хощу смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему. Не хощеши бо, Владыко, создания Твоею руку погубити, ниже благоволиши о погибели человечестей, но хощеши всем спастися, и в разум истины приити…» (Молитвы перед причастием 1-ая молитва св. Василия Великого). Эти слова совсем по-иному расставляют акценты. И вот, кто те люди, которые должны помочь Господу исполнить Его желание о всеобщем спасении? Очевидно, это те, кто сам наиболее близок Ему, их совместным с Господом трудом и держится Земля. Так что грозные слова, которые произносит сегодня Спаситель, на самом деле имеют исключительно дидактическую, пропедевтическую, педагогическую ноту. Мы в этом очень уверены, пусть кто-то скажет, что мы не правы. Но мы очень верим нашему великому святому отцу Василию, и нам очень хочется вместе с ним сказать: но Ты, Господи, незлобив сый… (та же молитва).

Мы все так или иначе призваны к апостольству, к проповеди Евангелия. Ясно, что не все должны быть миссионерами, проповедниками и прочими «служителями слова», однако, свидетельство о Христе — дело всей Церкви. Сегодняшний отрывок поможет нам понять, на каких принципах должно строиться такое служение. Во-первых, открытость и полное доверие Богу; во-вторых, открытость и благожелательство к людям, которым мы несем Евангелие; в-третьих, реальное действие благодати через нас — оно может выражаться не только в исцелении больных и бесноватых, но и во всяком добром деле, молитве за этих людей, «миротворчестве» или просто присутствии любящего сердца там, где не хватает любви.

Сегодняшнее чтение вновь возвращает нас к сюжету, связанному с темой апостольской проповеди. В отличие от Матфея, Лука упоминает некий более широкий круг апостолов, состоящий из семидесяти человек, о котором Матфей ничего не говорит. Но сути дела это не меняет: семьдесят апостолов получают от Иисуса то же самое наставление, какое получили двенадцать ближайших учеников. Как видно, никакого эзотеризма в Своём кругу Иисус не допускал, у Него не было никакого особого, тайного учения для «посвящённых». А после возвращения, когда апостолы, упоённые победой, рассказывали Учителю о совершённых ими исцелениях и изгнаниях бесов, Он посоветовал им радоваться не этим успехам, а тому, что их имена «записаны на небесах» (ст. 17–20).

И дело, разумеется, не в том, что Иисусу были не важны успехи Его апостолов в деле проповеди Царства. Он просто считал необходимым правильно расставить акценты в духовной жизни Своих учеников. Ведь зримые успехи всегда привлекают к себе внимание. И внимание апостолов было, как видно, приковано к тем действиям и явлениям Царства, которыми сопровождалась их проповедь. А здесь всегда есть опасность увлечься процессом и позабыть о главном. Ведь свидетельствовать о Царстве можно лишь тогда, когда сам укоренён в нём. А укоренённость эта не рождается сама собой, она даётся Богом и нуждается в постоянном укреплении, ведь для человека, живущего физически в ещё не преображённом и лежащем во зле мире, само пребывание в Царстве — отдельная духовная задача.

Однако важно тут и другое. Свидетельство о Царстве тоже не является самоцелью. На первый взгляд это звучит парадоксально: ведь и Сам Иисус, и все апостолы только тем и заняты, что свидетельствуют о нём словом и делом! И всё же свидетельство о Царстве вторично. Ведь свидетельство, в конечном счёте, похоже на демонстрацию автором созданного им произведения: он сам, а иногда и кто-то из его друзей, призывают всех желающих посмотреть на то, что автору удалось сделать. Но что было бы, если бы такое произведение нуждалось в постоянном обновлении, если бы оно только так и могло бы существовать? Тогда, очевидно, главной задачей стала бы не демонстрация как таковая, а творческие усилия, направленные на обновление самого произведения. В случае с Царством свидетель оказывается именно в таком положении: о нём можно свидетельствовать, только являя его, а являть его можно, лишь обновляя через соприкосновение с ним собственную духовную жизнь, которую по-другому обновить невозможно. И тогда оказывается, что главным делом свидетеля, как это ни парадоксально звучит, оказывается не свидетельство о Царстве, а жизнь в нём, притом жизнь открытая, на виду у всех. Так решается главная задача, которую ставит Иисус перед Своими учениками: рост Царства, которое после Его возвращения охватит весь мир.

Ученики рады, что стали глашатаями и со-вершителями Божьего Царства, победителями демонов и целителями болезней. Но Иисус останавливает их: «Вы не тому радуетесь»... Бог дает верующим в Него множество хороших и удивительных вещей (если они могут их увидеть), но главная ценность Его Царства — не это. Ученики, а вместе с ними и читатели Евангелия, блаженны, счастливы уже потому, что видели и слышали то, что только снилось пророкам и мудрецам древности: они — свидетели, свидетели не только чудес, исцелений, побед над злом, — они находятся рядом с самим Центром Божьего Царства. Значит, это не абстракция, не рай, не загробная жизнь, не дары и чудеса, а Сам Бог, явленный людям в Своем Сыне Иисусе.

Несколько раз за время Своего земного служения Иисус посылал на проповедь Своих учеников. И всегда главным смыслом этой проповеди становилось свидетельство о Царстве, о том, что оно рядом и готово войти в мир. Конечно, такое свидетельство было важно и в плане подготовки людей к тому, что должно было произойти в день Пятидесятницы. Но не менее значимой была эта миссия для самих учеников. Им ведь тоже важно было на собственном опыте пережить реальность Царства. Понять, как это — быть его жителем. Конечно, тут ещё не опыт Пятидесятницы, полнота дыхания Царства, врывающегося в мир, подобно вихрю, была ещё впереди. Однако первое, ещё отдалённое и слабое, но вполне реальное веяние этого дыхания посланные на проповедь ученики почувствовали.

Его хватило, чтобы, по собственным их словам, им повиновались даже бесы. Между тем, Спаситель обращает их внимание на другое. Он говорит: радуйтесь не власти над духами, а тому, что ваши имена записаны на небесах. Ведь Царство — не сверхспособности, не овладение некими тайными силами, природными или сверхприродными. Царство — это, прежде всего, участие в новой жизни. Такой, какой в природе нет. А значит, и новое качество собственной жизни, внутренней и внешней. Это ведь, собственно, и есть христианство.

Посылая Своих учеников на проповедь, Иисус давал им возможность понять, что такое христианство. Конечно, потом Он скажет двенадцати многое и на словах. Особенно во время Тайной Вечери. Но без этой миссии, без связанного с ней опыта Его слова едва ли были бы хоть сколько-нибудь понятны даже двенадцати. Словами можно было лишь описать, как жить, чтобы не потерять того, к чему они уже отчасти приобщились.

Опыт дыхания Царства, входящего в мир через приобщившееся этого дыхания сердце, — драгоценнейший опыт, которого ничто не заменит. И Спаситель дарит этот опыт Своим ученикам. С тем, чтобы потом, и в дни Гефсимании, и после Воскресения, и в самый день Пятидесятницы он стал для них мерилом. Чтобы им не обмануться насчёт новой жизни и не усомниться в том, в реальность чего поверить было совсем непросто. И чтобы, приобщаясь жизни Царства, они чувствовали бы, что возвращаются домой, где их ждут. И где Он Сам готов их встретить.

Интересно: к кому относятся слова Иисуса о лукавом и развращённом поколении, которое Он хотя и терпит, но с трудом? Обычно их относят или к самому одержимому, или к его отцу. Но такое отнесение представляется всё же, как минимум, необычным: Спасителю пришлось за время Своего земного служения исцелить множество одержимых, и никому из обращающихся к Нему за помощью Он никогда ничего подобного не говорил. А вот к Своим ученикам Он бывал достаточно строг, иногда до жёсткости, если они забывали то Царство, к жизни которого Он хотел их приобщить.

«Отойди от Меня, сатана», «не знаете, какого вы духа» звучит не менее резко, чем упрёки в лукавстве и развращённости. Похоже, слова Спасителя относятся всё же именно к ученикам, и прозвучали они в ответ на упоминание обратившегося к Нему человеку о том, что Его, Иисуса, ученики так и не смогли исцелить его сына. На первый взгляд такая реакция Спасителя может показаться несколько неожиданной: в конце концов, от неудач не застрахован никто, и прежде таких упрёков от своего Учителя апостолы не слышали.

Как видно, за внешне обычной неудачей стояло нечто более серьёзное, что и вызвало столь резкую отповедь Иисуса. Что же произошло? По-видимому, неудача в данном случае оказалась связана не с какой-то случайностью и не с объективными трудностями, а с духовной несобранностью самих учеников. А им, как видно, пришло уже время от этой несобранности избавиться: ведь приближались дни, когда такая несобранность могла стать критическим фактором, из-за которого могло бы провалиться всё. Конечно, Сам Иисус всё равно пройдёт Свой путь до конца, Он не свернёт и не ошибётся.

Но ведь и поведение Его учеников будет значить очень многое, не только в плане поддержки в критической ситуации, но и в контексте их собственного духовного состояния во время и сразу после Гефсиманских событий. Все евангелисты согласно отмечают полную растерянность учеников сразу после ареста Учителя и вплоть до Его воскресения (а отчасти и некоторое время спустя). И если дело спасения человечества в какой-то исторический момент висело на волоске, то не из-за колебаний Самого Спасителя, а из-за этой духовной растерянности Его учеников. А Он, реагируя столь резко на, казалось бы, обычную их неудачу, стремится лишь лучше подготовить их к тому, что им предстоит пережить. Ради их же блага.

Очень часто от людей образованных приходится слышать о том, что гнев Божий, так, как он описан в Пятикнижии Моисеевом, - это некоторый антропоморфизм: Бог не может быть одержим такими разрушительными страстями как гнев, ведь Он – Высшее Благо. Именно таким перед нами предстает Бог схоластов - бесстрастное абсолютное Благо и милосердие. Но таков ли «Бог Авраама, Исаака и Иакова, а не Бог схоластов и ученых» (Б. Паскаль)? Может быть, действительно, просто антропоморфизм - свидетельство несовершенства (хотя и истинности) веры иудеев ветхозаветного периода?

Но обратимся к сегодняшнему фрагменту. Вот Господь предстает перед отцом больного мальчика, учениками, собравшимися любопытными и перед нами и уже явно испытывает некоторый гнев. Пусть это уже не столь катастрофично, как в Ветхом Завете, но если посмотреть на это, соотнося (как бы делая аффинное преобразование) масштабы, то что мы увидим? «Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами и буду терпеть вас?». Что это как не гнев, не раздражение? Нам могут сказать: «Да, но Иисус обладал и всецело человеческой, и всецело божественной природой - поэтому-то тут и нельзя говорить об антропоморфизме, само рассуждение теряет силу». Но где соединялась в нем божественная и человеческая природа? Где это место сочленения, если можно так сказать?

Первая мысль - что выявить это невозможно, это соединение непостижимо. Но нам кажется, все-таки, что при всей непостижимости нечто все-таки можно сказать - ведь одно из важнейших утверждений нашей веры в том, что, принимая человеческую природу, Господь принял в ней все, кроме греха. Но что есть грех, как мы можем «локализовать» грех? Сам Господь говорит нам об этом: «…ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф 15:19). Итак, источником греха является сердце. Но, кроме того, в сердце зарождается и любовь, и гнев, и все наши эмоции. Итак, если грех зарождается в сердце, а Господь наш принял человеческую природу, кроме греха, то именно сердце Его – это то место, где божественное сочленялось в Нем с человеческим (сердце или душа - в данном случае синонимы, своего рода медиатор тела и духа). Неудивительно, что именно это место мы выявили как «место сочленения»; и сегодняшние эмоции Господа, кажется, очень хорошо свидетельствуют об этом: Его сердце было чисто, Его гнев был совершенно любовен; но вот форма человеческой души Его («форма» в аристотелевском смысле) была наполнена божественным содержанием. И, действительно, все рассуждения об антропоморфизме теряют силу, ибо этому нет ничего подобного.

Для первых читателей Евангелия от Луки были ясны параллели между преображением Иисуса Христа и рассказами о восхождении на гору Моисея и Илии. Оба пророка услышали на вершине гор самое важное откровение, основу вести, которую они принесли Израилю (Исх 19; 3 Цар 19). Теперь на их месте оказываются апостолы — они вместе с древними пророками предстоят Источнику откровения. И, как и древние пророки, они слышат из облака света голос Отца, в котором содержится основа Евангелия, которое они должны будут возвестить всему миру: «Вот Мой возлюбленный Сын, Я радуюсь о Нем!». Как и в прошедшие века, самое главное дается не в богословских формулах, не в виде тайной доктрины, а в этих словах Света о Свете.

Сегодняшнее чтение включает два события, на первый взгляд, связанные между собой лишь хронологически: Преображение (ст. 28–36) и исцеление одержимого сына неизвестного по имени человека (ст. 38–45). И всё же евангелист не случайно связывает эти два рассказа между собой. Казалось бы, на фоне того, что произошло только что, очередное исцеление, пусть и неудачное для апостолов, — событие достаточно рядовое, о котором можно было бы и не упоминать.

Между тем, реакция на него Иисуса оказалась необычайно жёсткой (ст. 41). Конечно, комментаторы до сих пор не пришли к единому мнению относительно того, к кому в первую очередь относится сказанное Иисусом: к тому человеку, который привёл к Нему своего сына, или к апостолам. Но немаловажной деталью на этом фоне оказывается упоминание о том, что Иисус именно после неудачного исцеления вновь и вновь напоминает Своим ученикам о Своих страданиях и смерти (ст. 43–44), а они никак не могут Его понять: что-то закрывает от апостолов смысл сказанного Спасителем (ст. 45). Особенно примечательно, что они даже боялись переспрашивать Учителя. До сих пор Он никогда не оставлял их вопросы без ответа, и ни разу ещё не рассердился ни на один вопрос; чего же, в таком случае, могли ученики бояться?

Конечно, услышать о смерти Наставника из Его собственных уст было страшно, но апостолы не были детьми или трусами, готовыми спрятать голову в песок при виде опасности. По-видимому, они не просто не понимали, а скорее не принимали слов Иисуса, надеясь, что они — просто оговорка, недоразумение или некий образ, притча, смысл которой в своё время разъяснится. Ведь в день Преображения апостолы увидели Царство уже во всей его полноте, они, можно сказать, пришли домой к своему Учителю, Который пригласил их к Себе с тем, чтобы показать им Свой настоящий дом. И тут, в этот день торжества, Он вдруг начинает говорить им о Своей смерти, которая для них могла быть только поражением и катастрофой. Такое, конечно, не вмещалось в сознание: ведь воскресение, в которое апостолы, конечно же, верили, было для них всё же чем-то слишком далёким, чтобы стать реальностью их собственной жизни. И потому они всё же не верили Иисусу до конца. А недоверие разрушает отношения, и, когда наступил момент исцеления, момент свидетельства о Царстве, апостолов постигла неудача.

Возможно, увидев это недоверие, зашедшее так далеко, Иисус и оценил ситуацию предельно жёстко. И неудивительно: ведь именно упомянутая здесь евангелистом неготовность принять слова Иисуса о Его смерти и воскресении станет впоследствии причиной и отступничества Петра, и предательства Иуды.

Вскоре после исповедания Петра, как видно, Иисус наглядно показал ближайшим из Своих учеников, что такое Царство и какой становится в нём человеческая природа. В церковном обиходе это событие получило название Преображения. Таким, каким предстал Спаситель перед учениками в день Преображения, становится в Царстве каждый, если вмещает его жизнь во всей доступной ему полноте. Полнота жизни Царства преображает всякую человеческую природу, но чтобы это произошло, надо освободить преображаемую природу от власти зла и греха, как была свободна от неё человеческая природа Спасителя. А затем, сразу после сцены зримого явления Царства, следует другая: сцена не менее зримого торжества в этом мире того зла, в котором он лежит.

В самом деле: едва ли можно найти более яркий пример торжествующего зла, чем одержание, где сила тьмы проявляет себя фактически открыто, как бы бросая вызов всему светлому, что есть в мире. И ученики, только что видевшие торжествующее Царство, входящее в мир, ничего не могут этому злу противопоставить. Они не в состоянии помочь одержимому. Оно и неудивительно: ведь Царство ещё лишь на пороге, процесс его вхождения в мир, в сущности, ещё даже не начался, пока вся его полнота целиком сосредоточена в личности Спасителя.

Царство не от мира сего, и оно будет вне мира до тех самых пор, пока Иисус не завершит Свой земной путь. Не случайно после всех этих событий Иисус снова возвращается к теме Своего земного пути и Своей крестной смерти. Он снова и снова повторяет: Царство вовсе не таково, каким его представляет себе большинство людей. Оно не станет торжествующей земной силой. Зло невозможно победить внешней силой, в рамках падшего мира оно действительно непобедимо. Царство Божье в принципе невозможно как Царство мира сего.

Мессия не может быть торжествующим победителем не потому, что у Бога не хватает сил для изгнания зла из мира и победы над ним, а потому, что, если действовать так, мир исчезнет вместе со злом, в котором лежит. В этом смысле то спасение, которое принёс в мир Иисус, больше всего похоже на операцию по освобождению заложников, которыми являемся мы все. И провести такую операцию возможно лишь ценой гибели Того, Кто принёс Царство в мир, ценой Его смерти на кресте. Путь бесконечно тяжёлый, но другого нет.

Исцеление бесноватого отрока, о котором мы читаем сегодня, представляет собой особый, отличный от других исцелений случай. Дело в том, что отец мальчика обращается к Господу не просто как к последней надежде. Уже ученики Христа, которые сами свидетельствуют о том, что бесы повинуются им при свидетельстве о имени Христовом, оказались бессильны исцелить мальчика. Если же ученики, которые исцеляют не сами собой, а во имя Учителя, и так, как это делает Он, не смогли — есть ли еще надежда для этого человека? Отец и не просит уже об исцелении, он говорит Христу: «посмотри», не будучи уверен в том, что надежда для него существует. Так мы в тяжелых и безнадежных случаях говорим: «осталось только молиться». Господь по рассказу евангелистов (а об этом исцелении сообщают все три синоптических Евангелия) не одобряет такого отношения к Себе. «А вдруг все-таки поможет» — не лучшая установка для прибегающего к Богу за помощью. Поэтому, может быть, с такой горечью звучат слова Христа о роде неверном и развращенном.

И все-таки, несмотря на нехватку доверия, Господь откликается на робкую надежду этого человека. Евангелист Марк сообщает, что на слова Христа «если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему», отец мальчика произносит знаменитые слова «верую, Господи! Помоги моему неверию». В рассказе же евангелиста Луки, который мы читаем сегодня, важны последние слова: «И все удивлялись величию Божию». Доверие ко Христу или Его ученикам, как известно и читателю Евангелия, и свидетелям исцелений Христовых, необходимо. И поэтому то, что Господь откликнулся на слабую, колеблющуюся надежду этого человека, особенно ясно свидетельствует о Его божественности и Его милосердии.