Мысли вслух на Песн 1:1-2:17

Комментаторы Библии уже на протяжении многих столетий спорят о том, как понимать Песнь Песней: буквально или аллегорически. С одной стороны, перед нами замечательнейший гимн любви, любви высокой и чистой. Но, возражают другие, Библия — книга духовная, и место ли в ней любовной лирике, пусть речь идёт даже о любви действительно высокой и чистой? Ведь это всё же чувство чисто человеческое, это любовь мужчины к женщине, отнюдь не небесная, а вполне земная, к духовным высотам отношения не имеющая. И, наверное, будь мы не людьми, а ангелами, бесплотными духами, которым всё природное чуждо по определению, с возражениями ригористов пришлось бы согласиться. Но мы не ангелы, мы люди. Это не означает, что мы лучше или хуже. Мы просто другие. Природное — неотъемлемая часть нашей жизни, и это не какое-то недоразумение и не следствие грехопадения, это изначальный замысел Бога о нас, как о людях. А значит, и природа может быть частью духовного мира. В том числе и наша собственная природа. Особенно в таких её проявлениях, как высокая и чистая любовь между мужчиной и женщиной. Любовь, в которой природного столько же, сколько и духовного. Любовь, которая не профанирует духа, сводя его к одной лишь природе, а преображает природу духом. Любовь, в которой Бог присутствует не меньше самих любящих. Любовь, которая принадлежит Царству, как и каждый дар Божий.

Как в иудейской, так и в христианской традиции Песнь Песней чаще всего трактуется как аллегорическая поэма о любви между Богом и Его народом — Израилем или Церковью. Иногда говорят, что это песнь любви Бога и человеческой души. И хотя буквальное понимание Песни Песней как поэмы о человеческой любви никто не отменял, в чтениях Церкви всё-таки важно именно символическое понимание. Сейчас, в конце Адвента, мы читаем отрывок, в котором невеста слышит голос жениха. Душа слышит голос Бога. И Он призывает проснуться, встать. Кончается время зимы — время ожидания. Господь близко. И душа узнаёт Его голос, голос, который невозможно перепутать ни с каким другим.

Книгу Песни Песней в истории и Синагоги, и Церкви интерпретировали очень по-разному. В женихе видели Бога или Мессию, а в невесте — народ Божий или Церковь. Аллегория стала основой при интерпретации Песни Песней. Конечно, все понимали, что перед нами один из прекраснейших образцов любовной лирики, но почти никто не допускал даже мысли о её уместности в Библии, особенно в Средние века. Да и в Новое время было не намного лучше, особенно там, где решающую роль играли строгие пуританские традиции с их порой неумеренным морализмом. Для моралиста любовь если и допустима, то только как нечто высшее и бестелесное. Ничего плотского в ней не должно быть, иначе Богу такая любовь угодной не будет.

Бог между тем заповедал людям «плодиться и размножаться» ещё до грехопадения, не видя, судя по всему, ничего плохого в плотской любви самой по себе. При одном, правда условии: она должна быть частью той полноты отношений, которые связывают супругов между собой. И при этом частью отнюдь не определяющей. Но тут нет ничего специфического: ведь, по замыслу Бога, природная составляющая вообще не должна была определять качество жизни человека. Его должно было определять то Божье «дыхание жизни», которое Бог вдувает человеку в ноздри при сотворении. А природа должна была быть лишь одним из элементов этой данной Богом человеку жизни.

Важным, но отнюдь не главным. Неудивительно, что и в зарождении новой человеческой жизни человеческая природа должна была, по замыслу Божьему, участвовать. Участвовать ровно настолько, насколько она вообще участвует в человеческой жизни. Не больше и не меньше. Но, уж конечно, в этой жизни не преобладать, определяя её и затмевая собой всё остальное.

Если же отношения между мужчиной и женщиной именно таковы, то они действительно могут быть моделью для отношений человека с Богом, или отношений с Ним Его народа, или отношений Христа и Церкви. Ведь любовь одна, её духовное пространство едино. И если именно духовная составляющая оказывается определяющей, то и природа перестаёт быть низменной. Она может оказаться таковой, если станет преобладать в жизни двоих, превращая их в животных.

В животных, которыми они никогда не смогут стать потому, что Бог их такими не задумал. И красота которых, так же, как и их естественность, останется поэтому для них недостижимой. Позволяя природе торжествовать над духом, человек не становится животным, он становится грешным человеком. Но отношения как таковые тут не при чём, они лишь создают пространство общения. Которое можно заполнить чем угодно: от дыхания Божия до животных порывов. И только от наполнения зависит, станут ли они образом публичного дома или прообразом Царства.

Многие из тех, кто читал Песнь Песней, удивлялись тому, что такое произведение вошло в библейский канон: ведь речь, очевидно, идёт о любовной лирике, безусловно высокой и чистой, но к религиозной и духовной жизни, казалось бы, отношения не имеющей. Относительно жизни религиозной с таким мнением, наверное, можно было бы согласиться. Если же говорить о жизни духовной, ситуация оказывается далеко не столь однозначной. Конечно, в книге нет ничего о религии, она о влюблённых, ищущих друг друга, друг о друге мечтающих, друг другом любующихся. Принято думать, что Библия имеет в виду не такую любовь, что речь в ней идёт о любви братской, о любви к ближнему, о любви к человеку вообще.

В Декалоге между тем есть специальная заповедь, посвящённая любви не братской, а супружеской, нарушение которой оказывается для духовной жизни так же губительно, как и нарушение всякой другой заповеди. Но если так, значит, любовь между мужчиной и женщиной, любовь супружескую тоже можно считать элементом духовной жизни, не менее важным, чем любая другая любовь.

В самом деле: можно ли разделить любовь на части? А если нет, то может ли оказаться, что одни виды любви — «духовные» и возвышенные, а другие — «плотские» и низменные? Что одна любовь — от Бога, а другая, как думали и думают некоторые, — от дьявола? Наверное, если бы дьявол был способен к любви или к творчеству, такой вопрос был бы возможен. Но ведь он не способен ни на то, ни на другое, он может лишь портить и извращать то, что создано не им.

Иногда, если мы позволяем ему испортить данную нам от Бога любовь, он может это сделать. И всё же любви «не от Бога» не бывает. Конечно, она бывает разной, по-разному соединяя людей, по-разному раскрывая их друг другу. Но если всё происходит по замыслу и по воле Бога, любовь никогда не станет ни «низменной», ни «плотской».

Всякая любовь имеет телесное измерение, более или менее явное: ведь мы не ангелы, а люди, и природная жизнь так же нам свойственна, как жизнь духовная. Вопрос лишь в том, что будет преобладать в тех отношениях, которые связывают нас с любящими и любимыми: дух или природа. Преобладание природы исказит всякую любовь, будь то любовь между мужем и женой, родителями и детьми, братьями и сёстрами. Преобладание духа над природой сделает всякую любовь благословенной: ведь Бог есть любовь, и именно её надо считать подлинным благословением Божиим.