Новость дня на 16 Декабря 2011

Близость к Богу все преображает. Сорок дней и ночей пробыл Моисей в общении с Богом и все это время не ел и не пил. И не обессилел, а наоборот, исполнился какой-то новой силы, такой, что лицо его стало сиять лучами, потому что Бог говорил с ним. Слушая Бога, он наполнялся жизнью (см. Втор. 8:3; Мф. 4:4). Исполняя Его волю, записывая заповеди на скрижалях, он получал пищу и питье (см. Ин. 4:34). Созерцая славу Божию, он преображался в тот же образ (см. 2 Кор. 3:18). «Если же служение смертоносным буквам, начертанное на камнях, было так славно, что сыны Израилевы не могли смотреть на лице Моисеево по причине славы лица его преходящей, — то не гораздо ли более должно быть славно служение духа?» (2 Кор. 3:7).

После истории с золотым тельцом Бог заключает с Моисеем новый союз-завет, как бы обновляя тот, который был заключён на Синае со всем народом. Теперь это снова завет с Моисеем — и тут налицо некий откат назад. В самом деле: ведь смысл Синайского завета во многом как раз в том и заключался, чтобы каждый сам устанавливал с Богом свои отношения и сам за них отвечал.

Если бы это стало возможным, если бы народ решился жить так, вся его история, начиная с Синая, была бы другой. На самом же деле всё пошло так, как пошло: народ оказался не готов к новому качеству отношений с Богом, не решился взять ответственность на себя, вновь ожидая чудес от вождей, и теперь обновление союза-завета касается уже одного вождя, одного Моисея.

С другой стороны, именно Моисей и упросил Бога продолжать осуществление Своего прежнего плана, не бросать народ, не создавать новый на место прежнего, и теперь тому же Моисею предстояло взять на себя ответственность за лидерство в новой-старой ситуации, в ситуации, когда ему придётся отвечать за народ одному, как было во времена Авраама, Исаака и Иакова. Духовной зрелости народа, по крайней мере того поколения, что вышло из Египта, ожидать не приходилось: её никто не искал и не хотел. Не случайно при обновлении союза, при подтверждении завета столько внимания обращено на вещи, которые мы сегодня воспринимаем как ритуальные.

Тут и шаббат, и некоторые моменты, связанные с выкупом первенцев, о которых было сказано ещё в Египте, и необходимость непременно очистить землю, которую Бог предназначил Своему народу, от языческих алтарей. На самом деле тут присутствует не только ритуальный аспект, но на эту внешнюю, ритуальную сторону Бог безусловно обращает особое внимание Моисея. Оно и понятно: народ ведь уже показал, что внешняя сторона, религиозная оболочка духовной жизни, всё, связанное с культом, обрядом, ритуалом является для него абсолютно необходимым.

После истории с тельцом стало ясно, что всё перечисленное для народа не просто чрезвычайно важно — без этого неизбежны духовные срывы, и для их избежания придётся делать особый акцент на соблюдении ритуальных предписаний и вообще на внешней стороне духовной жизни, на её религиозной оболочке. Если так, то надо выделить вещи принципиальные: отказ от участия в языческих культах, строгое соблюдение шаббата, обязательное посвящение Богу первенцев. Не лучшее начало духовного пути, но что поделать, если на большее народ пока что не способен.

Запрет варить козлёнка в молоке его матери стал основой многих норм кашрута в иудаизме, в частности, связанных в запретом смешивать мясные блюда с молочными. Между тем, дело тут не мясе и не в молоке. На это указывает, между прочим, и сама форма соответствующей законодательной нормы: с одной стороны, здесь упоминается необходимость освящения первых плодов, а с другой — тот самый козлёнок, сваренный в молоке матери. На первый взгляд, речь идёт о вещах, между собой никак не связанных.

На самом деле связь есть, хотя и не столь явная. Дело в том, что, судя по тем данным, которые дошли до нас в связи с религиозной практикой целого ряда ближневосточных народов (включая и ближайших соседей евреев), козлёнок, сваренный в козьем же молоке — блюдо ритуальное, связанное, вероятно, с культом Великой богини, покровительницы плодородия и деторождения, культ которой был распространён на Ближнем Востоке повсеместно. Поклонялись ей и в городах Галилеи, и в Иудее, и в Самарийской степи, и поклонялись задолго до переселения в Палестину Авраама.

После завоевания евреями обещанной им Богом земли культ Великой богини распространился среди них довольно широко: как известно, язычество процветало в народе Божием пышным цветом, вызывая обличения пророков, именно в «астартах и ваалах» видевших наибольшую угрозу яхвизму. Но ведь Великая богиня, та самая «Астарта», не случайно привлекла внимание недавних кочевников: им хотелось получить поддержку свыше и благословение на свою новую, оседлую, земледельческую жизнь, и многим казалось, что Яхве тут не помощник: ведь Он — Бог пустыни и степи, Бог кочевников, а не оседлых жителей — земледельцев.

И вот в Торе появляются одновременно запрет на участие в культе Великой богини и требование посвящения первых плодов Богу, тому самому Яхве, Который, оказывается, поддержит Свой народ не только в пустыне и в степи, но и в поле, в саду, в винограднике. Если, конечно, сам народ этого захочет. И если обращаться со своими нуждами он будет не к «астартам и ваалам», а к Богу, Который не только вывел их из Египта и провёл через пустыню, но и привёл на ту землю, на которой, уж конечно, не оставит их без помощи и поддержки.