Новость дня на 26 Сентября 2013

Нимб в сегодняшней религиозной (да и не только) литературе стал безусловным и безоговорочным свидетельством святости. Даже люди неверующие прекрасно знают, что настоящего святого без нимба не бывает. Но что же такое, на самом деле, то сияние, которое видели над головой Моисея, когда он спускался с горы? Речь, разумеется, идёт не о физическом свете. Речь о том самом присутствии Божием, которое открылось Моисею на Синае, а затем сопровождало народ на протяжении всей его многотысячелетней истории. Его видели у Тростникового моря, и над Скинией, и в Святом-Святых Иерусалимского Храма. Но то были места, особо отмеченные Богом. Конечно, Бога нельзя сравнить по существу ни со светом, ни с тьмой. Но Бог может при желании обозначить на земле место, где Его можно найти и где с Ним можно встретиться лицом к лицу. И Бог Израиля обозначал такие места светлым или сияющим облаком. Но то были места, обозначенные Богом, как места встречи с Ним. А что могло значить это сияние над головой Моисея? То, что Бог отметил Своего служителя? Очевидно, да. Но ведь человек не камень и не дерево, чтобы Бог стал Его просто использовать, ставя на нём Свои метки. Да и освятиться так, как освящается камень или дерево, человек не может. В самом деле, мера освящённости человека зависит ведь, в первую очередь, от его доверия к Богу и от его готовности повиноваться Ему, тут всё определяется интенцией человека, и если на камне или на дереве прикосновение Божие просто оставляет свой след, который остаётся навсегда, то следствием прикосновения Бога к человеческому сердцу становится обращение этого человека к Богу. И чем глубже и последовательнее обращение, чем ярче выражена связанная с ним интенция, тем сильнее проявляется и освящённость обратившегося. А что, если она станет настолько глубокой и постоянной, насколько это вообще возможно для падшего человека? Тогда вполне возможно ожидать чего-то наподобие того сияния, которое видели окружающие над головой Моисея. Ведь тогда присутствие Божие сможет пребывать на обратившемся человеке так же непрерывно и свободно, как оно пребывает на объектах, не имеющих собственной воли и потому не могущих противопоставить себя Богу. Вполне свободным Бог себя чувствует или с объектами неодухотворёнными, с чьей волей Ему не приходится считаться из-за отсутствия таковой, или с людьми, который полностью вручили себя Ему: с волей таких людей у Него нет проблем. И места, где Бог чувствует Себя свободно, Он отмечает одинаково — сиянием.

Близость к Богу все преображает. Сорок дней и ночей пробыл Моисей в общении с Богом и все это время не ел и не пил. И не обессилел, а наоборот, исполнился какой-то новой силы, такой, что лицо его стало сиять лучами, потому что Бог говорил с ним. Слушая Бога, он наполнялся жизнью (см. Втор. 8:3; Мф. 4:4). Исполняя Его волю, записывая заповеди на скрижалях, он получал пищу и питье (см. Ин. 4:34). Созерцая славу Божию, он преображался в тот же образ (см. 2 Кор. 3:18). «Если же служение смертоносным буквам, начертанное на камнях, было так славно, что сыны Израилевы не могли смотреть на лице Моисеево по причине славы лица его преходящей, — то не гораздо ли более должно быть славно служение духа?» (2 Кор. 3:7).

После истории с золотым тельцом Бог заключает с Моисеем новый союз-завет, как бы обновляя тот, который был заключён на Синае со всем народом. Теперь это снова завет с Моисеем — и тут налицо некий откат назад. В самом деле: ведь смысл Синайского завета во многом как раз в том и заключался, чтобы каждый сам устанавливал с Богом свои отношения и сам за них отвечал.

Если бы это стало возможным, если бы народ решился жить так, вся его история, начиная с Синая, была бы другой. На самом же деле всё пошло так, как пошло: народ оказался не готов к новому качеству отношений с Богом, не решился взять ответственность на себя, вновь ожидая чудес от вождей, и теперь обновление союза-завета касается уже одного вождя, одного Моисея.

С другой стороны, именно Моисей и упросил Бога продолжать осуществление Своего прежнего плана, не бросать народ, не создавать новый на место прежнего, и теперь тому же Моисею предстояло взять на себя ответственность за лидерство в новой-старой ситуации, в ситуации, когда ему придётся отвечать за народ одному, как было во времена Авраама, Исаака и Иакова. Духовной зрелости народа, по крайней мере того поколения, что вышло из Египта, ожидать не приходилось: её никто не искал и не хотел. Не случайно при обновлении союза, при подтверждении завета столько внимания обращено на вещи, которые мы сегодня воспринимаем как ритуальные.

Тут и шаббат, и некоторые моменты, связанные с выкупом первенцев, о которых было сказано ещё в Египте, и необходимость непременно очистить землю, которую Бог предназначил Своему народу, от языческих алтарей. На самом деле тут присутствует не только ритуальный аспект, но на эту внешнюю, ритуальную сторону Бог безусловно обращает особое внимание Моисея. Оно и понятно: народ ведь уже показал, что внешняя сторона, религиозная оболочка духовной жизни, всё, связанное с культом, обрядом, ритуалом является для него абсолютно необходимым.

После истории с тельцом стало ясно, что всё перечисленное для народа не просто чрезвычайно важно — без этого неизбежны духовные срывы, и для их избежания придётся делать особый акцент на соблюдении ритуальных предписаний и вообще на внешней стороне духовной жизни, на её религиозной оболочке. Если так, то надо выделить вещи принципиальные: отказ от участия в языческих культах, строгое соблюдение шаббата, обязательное посвящение Богу первенцев. Не лучшее начало духовного пути, но что поделать, если на большее народ пока что не способен.