Мысли вслух на Лк 16:15-18

В словах Спасителя о Торе и о пророках, а также о Царстве, которое, по Его словам, «благовествуется», кратко, но ёмко изложена вся духовная история народа Божия в её отношении к тому Царству, которое Он принёс в мир. Судя по сказанному Им, прежняя история, история, частью которой, если говорить о народе Божием, были такие значимые для этого народа (да и для всего мира тоже) события, как дарование Торы и пророческая проповедь, заканчивается с началом проповеди Иоанна Крестителя, провозгласившего близость Мессии и Царства.

Дальше начинается новая эпоха, эпоха наступающего Царства, которое, по слову Христа, «приблизилось» с тем, чтобы войти в мир и преобразить его. Не заметить этого невозможно: не замечает лишь тот, кто не хочет видеть, кто по тем или иным причинам не принимает Царства и Мессии, идущего в мир. Не случайно Иисус говорит слушающим его людям, отвергающим Его слова, что они следуют не данным Богом заповедям, а собственным представлениям о Боге и о Торе.

В качестве примера Он приводит то разрешение на развод, которое Тора действительно содержит, но которое, так же, как и право на месть, является не столько разрешением, сколько ограничением: и то, и другое крайне нежелательно, но дано, как говорит Иисус, «по жестокосердию» (речь идёт не о жестокости, а о жёсткости, неуступчивости): поскольку было совершенно очевидно, что падший человек не в состоянии полностью изменить свою греховную природу, эту греховность нужно было, по крайней мере, ввести хоть в какие-то пределы (к примеру, ограничить право на месть или право на развод известными рамками, чтобы месть не превращалась в откровенное насилие или беззаконное убийство, а развод не становился поводом для разврата).

Такими рамками и было, к примеру, ограничение мести ущербом, адекватным нанесённому (правило «око за око, зуб за зуб»), а развода — запретом разводящимся вступать друг с другом в повторный брак. Абсолютизировать такие нормы означает искажать смысл Торы, извращать её дух.

Тора в подлинном смысле слова, имея в виду её настоящее духовное ядро, и прежде всего заповеди Декалога, разумеется, остаётся незыблемой: она, становясь внутренним, духовным стержнем человека, идёт вместе с ним в Царство. Такая Тора действительно сохранится даже тогда, когда изменится мир, исчезнут нынешние небо и земля, уступив место новому порядку вещей: ведь она, как и само Царство, принадлежит не времени, а вечности.

Фарисеи, высмеявшие Иисуса, когда Он сказал, что невозможно служить Богу и богатству, думают о Царстве Божьем так, как обыкновенно думаем и мы. Лишь когда кто-то умирает, мы говорим «Царство ему Небесное», пожелать же «Царства Небесного» живому человеку для нас психологически невозможно. Сложившийся за века стереотип полагает Царство «потом», за пределами этой жизни. Так же думали и фарисеи, чаявшие воскресения мертвых и ожидавшие Царства в историческом, но отдаленном будущем. Фарисеи считали единственным (во всяком случае, главным) проявлением Божьего благоволения в этой жизни богатство, почет среди окружающих и семейное благополучие. Наша стереотипная религиозность и здесь совпадает с фарисейской. Это видно, когда мы упрекаем Бога в несправедливости, видя процветание жуликов и страдание праведников.

Но Господь говорит фарисеям и нам, думающим одно с ними, что возвещение о Царстве Божьем как о деле отдаленного будущего было справедливо лишь до времени Иоанна Крестителя. С момента, когда прозвучало Его свидетельство об Агнце Божьем, Возлюбленном Сыне, в Котором дано людям благоволение Отца, с этого момента Царство Божье возвещается как реальность настоящего времени. И поэтому, говорит Господь, чтобы войти в него, требуется лишь усилие: усилие веры и решимости. Фарисеи не хотят этой близости и открытости Царства, для них оно пришло слишком неожиданно и рано. Увы, мы и здесь не отличаемся от них. Ученикам же Своим Господь говорит о необходимости прощать людей без ограничений, как прощает Бог. Это существенный признак Царства, войти в которое мы призваны здесь и сейчас.

Есть удивительное свойство Вести, которую принес Христос. С одной стороны в ней непререкаемо крепко, твердо и свято стоит Закон. «Но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадет», говорится в сегодняшнем евангельском чтении. А с другой стороны, тот, кто его преступает, прощается. Причем прощается не только Богом. Но Господь и нас призывает уподобиться Ему в этом всепрощении: «если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему; и если покается, прости ему; и если семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день обратится, и скажет: каюсь,- прости ему». Нам, обладающим лишь человеческим умом, очень трудно бывает охватить именно бесконечность отстояния этих черт Христова провозвестия. Ибо если мы утверждаем себя в каком-то принципе столь же твердо, как стоит Закон, то уж все, что в этот принцип не вписывается, все, что ему противоречит, мы стремимся изъять, уничтожить, подавить. Нам не дано понять этот сложный духовный дуализм, когда и Закон есть, и тот, кто его нарушил прощен. А порой напротив, мы настолько привыкаем к мысли о милосердии Божием, что перестаем удивляться чуду и как бы противоестественности подобного дуализма. Впрочем, в таком случае Господь всегда найдет способ обновить наше упование.

Центром той благой вести, которую принёс Спаситель, стало провозвестие Царства Божьего. Конечно, о Царстве говорили и раньше, ещё со времён ранних пророков. Но в те времена Царство Божье виделось тем, кто о нём говорил, как реальность в первую очередь религиозно-политическая. Это было, в сущности, вполне земное Царство, общественное устройство, воплощающее Тору, данный Богом Закон.

Но поскольку Тора в те времена воспринималась в первую очередь как законодательство и как моральный кодекс, то и Царство виделось именно как земное государство. Иногда, впрочем, речь шла не о светском государстве, а о теократии или об иерократии, но, как бы то ни было, предполагалось общество вполне земное, созданное людьми, хотя и руководствующимися Божьим законом.

Позже, в контексте опыта, связанного с храмовым богослужением, на Царство стали смотреть как на реальность скорее духовную, чем религиозно-политическую. С Царством стали связывать тот Престол славы, который открывался в Храме пророкам, а возможно, и не только им. Этот Престол славы воспринимался как центр Царства, и предполагалось, что именно он откроется в конце времён народу Божьему, и тогда мир станет Царством — ведь именно тогда Бог зримо воцарится над миром, став видимым каждому так, что уже никто не сможет отрицать Его власть или даже самое Его существование, как бывало прежде.

А на землю Бог пошлёт Мессию, Который получит Свою власть у Престола славы, от Восседающего на нём. Зримый для всех Престол славы на небесах и Мессия — праведный Царь — на земле — таким виделось многим Царство в евангельские времена. Само Царство оставалось во многом земным, но центром его был Престол славы, находящийся не на земле, а на небесах, Престол, открывающийся в Храме как месте Божьего присутствия.

Но вот приходит Мессия и говорит, что не только Престол славы, но и всё Царство существует и раскрывается миру как реальность духовная, ни к каким земным институтам и установлениям отношения не имеющая. «Тора и Пророки» (так в те времена называлось то, что сегодня мы называем священным Писанием) — до Иоанна Крестителя. Дальше — новая эпоха, эпоха наступающего Царства. Царство входит в мир, и теперь каждый, если захочет, сможет в него войти.

Правда, это не просто, тут нужно приложить усилие, но ведь без усилий в духовной жизни (да и в жизни вообще) не бывает ничего. И дело тут не в том, что священные книги, которые мы сегодня называем ветхозаветными, каким-то образом «устаревают». Дело в том, что всё, в них описанное, произошло. Ведь и Пятикнижие, и особенно пророческие книги центром имеют не только собственно Тору, но и Мессию, и Царство. Там много сказано о приходе Мессии и о наступлении Царства. И вот теперь всё это произошло: Мессия пришёл и принёс с Собой Царство. У Мессии, конечно, будет Своё служение, а у Царства — своя история, но о них расскажут другие книги, книги новозаветные.

Нам очень не нравятся зло и грех, и это правильно. То, что в мире многое происходит вопреки правде, вопреки воле Творца, вопреки добру и красоте, не может не вызывать протеста у нормального человека. Но нам свойственно «обижаться» на Бога за то, что «Он все это допускает», снимая ответственность за «все это» с себя самих. Почему в мире так много зла — вопрос закономерный, но неправильно поставленный. Господь Иисус Христос предлагает ученикам отнестись к проблеме зла совершенно иначе, активно и ответственно.

«Соблазны» — то, что несет сомнения и разочарования в вере, то, что вызывает отвращение людей — таков смысл греческого слова «skandalon», которое употребляет евангелист. Они уже есть в реальном мире, и потому уже поздно вести разговор о том, как это так вышло... «Горе тому, через кого они приходят», — вот что по-настоящему важно. Если обратиться к главным вопросам нашей жизни, то можно сказать, что Господь направляет внимание учеников не на то, «кто виноват», а на то, «что делать». Он говорит о том, что распространение зла может быть остановлено волей людей, причем не каких-то людей вообще, а лично тебя. Невозможно не придти соблазнам, потому что они уже пришли, они есть в мире. Но важно, чтобы они не приходили через тебя. По-видимому, это единственный путь противостояния злу.

И еще существенно, что если ты хоть в малой степени прикладываешь усилия к тому, чтобы не быть самому источником зла, поражения на этом пути и долготерпение Божье к тебе самому помогают тебе найти ответ и на вопрос о происхождении зла, и на вопрос о причинах долготерпения Божьего.

Сколько раз прощать человека, причинившего тебе зло? До каких пределов должно простираться милосердие и прощение? Иными словами, какая мера прощения будет достаточной? Для людей, воспитанных в законе, этот вопрос выглядит естественным, и потому ученики задают его Христу. Евангелист Матфей в 18-й главе сообщает о подобном вопросе Петра; евангелист Лука в сегодняшнем чтении тоже передает слова Христа о семикратном прощении, не упоминая о вопросе. Для понимания того, что говорит Господь, важно иметь в виду, что «семь» — число, символизирующее всякую полноту, и это было хорошо известно ученикам Христа.

В сущности, Господь отвергает иудейское представление о «мере» прощения. Прощение, милосердие, сострадание к людям (в том числе тем, кто причиняет нам зло), никогда не могут быть достаточными. У нас нет возможности перестать прощать на том основании, что мы уже сколько-то раз это делали. Об этом сегодняшние слова Христа «если семь раз в день согрешит... и семь раз обратится... — прости ему». Об этом передаваемые Матфеем слова «не... до семи, но до семижды семидесяти раз». Об этом заповедь о любви к врагам. Отношения между людьми не строятся на взвешивании долгов и прощений. Евангелие в целом считает прощение людей нашим долгом, но не перед людьми, а перед Богом — в этом-то все и дело.

Господь очень много раз говорит об этом. Наиболее яркой иллюстрацией может служить Его притча о немилосердном заимодавце, которую Он привел в ответ на вопрос Петра о том, сколько раз прощать. На практике это очень важно, потому что исполнить слова Христа о многократном, постоянном прощении трудно. Более того, как выражается Сам Господь, «человекам это невозможно». Но если мы прощаем не своими человеческими силами, не потому, что надо сжав зубы исполнить заповедь, а ради верности Богу — вне зависимости от тех, кого мы прощаем, это становится для нас встречей с Самим Богом.

Евангелист Лука передает важное, но очень трудное для перевода слово Христа об этом. Перед заповедью прощать всегда, многократно, Господь говорит ученикам «Наблюдайте за собой» (таков Синодальный перевод). Славянский текст предлагает вариант «Внемлите себе», а Вульгата передает это выражение словами «adtendite vobis». Греческое prosehete heautois включает в себя два главных оттенка. Это выражение, главным образом, означает «следите за собой, обращайте внимание на себя». Это призыв к рефлексии, к анализу своих поступков, решений и переживаний. Господь призывает учеников вникать в себя, чтобы прощение было для них не взвешенной платой за поступки людей, но встречей с Богом, действующим в их жизни.

Но греческое выражение, которое приводит евангелист, имеет и еще один оттенок, не ускользнувший от блаженного Иеронима и заметный в переводах, следующих Вульгате. Этот оттенок можно пытаться передать словами «Держитесь, приложите старание, соберитесь». «Напрягитесь» — вот что очень важно. Прощение, о котором говорит Господь — не «состояние души», когда прощается «само собой». Это труд, требующий собранности, требующий усилий. Когда христиане говорят о том, что Церковь — воинство Христа, именно прощение является передним краем битвы, в которой это воинство призвано участвовать. И нам важно следить за собой и помнить, что прощение не плата, которую мы приносим людям, и не жертва Богу — это чудо, которое совершает в нас Бог.

«Если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему…», говорит нам сегодня Господь. Человеку неверующему, не живущему в Боге, но с некоторым внешним интересом читающему Евангелие, эти слова могут показаться противоречащими другим словам Евангелия. «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок из глаза твоего», а вот, в твоем глазе бревно?» (Мф 7:4). Как можно выговаривать кому-то что-то, если сам «хорош».

На самом деле подобное видимое разночтение является отражением очень серьезной и глубокой душевной проблемы или душевного напряжения любого настоящего христианина. Очень редко бывает, что кто-то нас обижает осознанно, серьезно при полной невиновности с нашей стороны.

Конечно, такое бывает, но довольно редко. А вот как правило, мы имеем дело с обычными конфликтами, где каждая сторона в чем-то виновата. И конечно, каждая считает своим «святым» долгом призвать противоположную сторону к покаянию. И радуется от мысли, что сейчас она будет прощать. Что ведет только к эскалации конфликта.

Не этого, совсем не этого хочет от нас Господь. Нам кажется, что в этих словах Иисуса содержится очень серьезное предупреждение людям совсем другим. Дело в том, что очень часто среди христиан встречаются люди ранимые, добрые, но… склонные к депрессии и к излишнему самоуничижению. И если их кто-то обижает, то первая мысль, которая возникает у них голове, это я виноват, это я что-то сделал не так.

На самом деле, это люди с огромным дефицитом любви к ним, люди одинокие. Если посмотреть, то среди здоровых физически, молодых людей, посещающих храмы, их будет подавляющее большинство. И из-за подобного рода самоощущения у них часто самое больное место – это страх, что их будут еще меньше любить.

Поэтому если кто-то из их окружения их обижает, они никогда не станут ему «выговаривать», потому что они боятся навлечь на себя немилость этого человека, в чем-то лишиться части его любви – это по сути. Но в уме своем они прикрывают этот страх благочестивыми увещеваниями самого себя в своем смирении, в своей христианской любви, способной терпеть унижения, да и в конце концов теми словами из Евангелия от Матфея, которые мы привели сегодня в антитетическом ключе. Такие люди годами помнят мелкие обиды. Но не потому, что они злопамятны, а потому что прохождение через эти обиды было для них связано с наложением множества разных страхов и болей.

И вот этого не хочет Господь. Он хочет, чтобы мы трезво понимали, что мы…, что я не самый последний и страшный грешник на свете, что меня окружают люди, которые тоже могут ошибаться и грешить. Чтобы мы преодолевали собственный эгоцентризм и помнили, что наша цель в соработничестве Богу в уменьшении зла, чтобы мы осознали ответственность этого соработничества. Чтобы и свое и другого покаяние мы воспринимали как радость обновления взаимной любви. Что-то похожее на тот момент, когда мы в детстве мирились с родителями после наказания.

Радость и любовь – это то, чего хочет Бог. Он не хочет слез и страданий, и еще меньше Он хочет, чтобы слезы и страдания прикрывались благочестием и ставились на пьедестал, что вошло в привычку великой психологической литературы к.19-н.20 вв, привычку идущую еще из традиций романтизма 18 века. «Страданье возвышает душу», как часто слышишь это в полуинтеллигентских кругах. Просто они не видели людей, которых страданье раздавило, искорежило так, что с трудом разглядишь личность этого человека. Этого Господь точно не хочет.

Говоря об отношениях внутри общины, Спаситель призывает к полной искренности и к тому, чтобы не скрывать обид и недоразумений, если они есть. В самом деле: правила приличия хороши лишь до тех пор, пока нет необходимости выстраивать с теми, кто рядом, серьёзные и глубокие отношения.

Можно не обращать внимания на обиды и недоразумения там, где отношения чисто функциональны: в конце концов, если речь идёт всего лишь о сотрудниках, всё общение можно ограничить рабочим местом, и тут для пользы дела, наверное, и впрямь лучше глубоко в отношениях не копаться. Конечно, в таком случае грех не перестанет быть грехом, и даже более того: он не перестанет отравлять отношения тех двоих, из которых один обижает, а другой обижается. Но на функционировании этих людей он может и не сказываться (обычно, впрочем, до поры до времени). Иное дело община: тут речь идёт о совместном пути к Богу, и все отношения тут абсолютно важны потому, что их придётся взять с собой в этот путь.

Если есть тут какие-нибудь недомолвки, невысказанные обиды, грех, отягчающий отношения, то всё такое надо будет или разрешить, или прийти со своими грехами и обидами к Богу. Но там, у Бога, в Царстве греху и обидам места нет. А значит, разбираться со всем этим надо по дороге. Притом так, чтобы дорога, и без того непростая, не стала невыносимой. А она совершенно точно станет такой, если делать вид, что никаких проблем нет, как случается порой, когда люди пытаются руководствоваться в духовной жизни какими-нибудь, обычно религиозного происхождения, схемами и правилами «идеального» поведения.

Тогда обычно и себя, и других стараются увидеть не такими, какие есть, а такими, какими должны быть согласно придуманному идеалу, и ведут себя соответственно, общаясь не с реальными людьми, а с придуманными. Вот тогда-то и стараются обычно замалчивать проблемы: ведь у идеальных людей их быть не должно. «Настоящие христиане» обижаться не должны, значит, «у нас» обид быть не может. А на самом деле и обиды, и недоразумения, конечно же, налицо — в падшем мире без них никак, и они делают своё дело, разрушая реальные отношения между реальными людьми.

Вот для того, чтобы ничего такого не происходило, и советует Спаситель называть вещи своими именами — обиду обидой, недоразумение недоразумением, и притом говорить всё прямо, как есть. Тогда появляется возможность разобраться в тех реальных проблемах, которые, если пустить дело на самотёк, могут разрушить общину. И возможность прощения тогда появляется тоже — ведь для того, чтобы простить, надо понять, кто и в чём виноват перед тобой, равно, как и просить прощения можно лишь тогда, когда понимаешь, в чём виноват перед другими. Лучше сделать проблемы видимыми и решить их, чем позволить им разрушить всё.

Евангелист прямо указывает на сребролюбие фарисеев как на причину неприятия ими слов Христа. Увы, очень часто причина тех или иных наших поступков, выбора принципов, готовности прислушаться к разумным речам или заткнуть уши проста: нами движут самые элементарные страсти, для обоснования которых мы задним числом придумываем логически выверенные объяснения. Поэтому одной из выдающихся антизаслуг фарисеев всех времён и народов стало опошление и прагматическое использование высоких принципов, прикрытие ими вовсе не обязательно высоких желаний.

Для того, чтобы войти в Царствие Божие необходимо приложить усилие... Что же это за усилие? Может быть, оно должно быть направлено на соблюдение правил церковной жизни и норм поведения? Такое усилие, конечно же, необходимо, особенно тогда, когда лень диктует нам, что можно и пропустить богослужение, и сократить пребывание на молитве, мол, достаточно "внутренней духовности"... Но этого мало, такое усилие было доступно и фарисеям. Но Господь хочет видеть нас не правильно поступающими, а спасёнными и преображёнными. И значит, нам необходимо сделать усилие, чтобы раскрыться навстречу Ему, чтобы принять от Господа благодатные силы, а это вряд ли произойдёт, если мы будем пассивными.

Трудно укладываются в сознании современного человека слова о разводе. В наше время, когда практически преобладают семьи, составленные супругами, имеющими опыт развода, многим хотелось бы возразить против этих слов, тем более, что можно привести немало удачных примеров повторных браков. Это так, но даже самые удачные повторные браки не отменяют того, что не затем Господь сотворил нас мужчинами и женщинами, чтобы мы расставались, не научившись жить в единении. Господь - не формалист, Он видит нашу неспособность абсолютно верно следовать Его словам и не оставляет нас Своей любовью. Но, думается, Он скорбит от того, что мы вытворяем.

«Не можете служить двум господам» — это о чём? О теле? О мире? О сребролюбии? А главное: если двум господам служить нельзя, как вообще жить в мире, который, как известно из того же Евангелия, «лежит во зле»? Что делать? Бежать от мира, бежать в пустыню, как во все времена поступали монахи, отшельники, пустынники? Но действительно ли это выход? Ведь и в пустыне, и в лесу придётся думать о том, чтобы как-то себя прокормить, хотя бы по минимуму. А там это может оказаться, пожалуй, ещё проблематичнее, чем в городе. Да и не в одном пропитании дело, а в принципе: если двум господам служить нельзя, значит, и по законам того мира, в котором мы живём, жить тоже нельзя. Куда ни беги, он всё равно с тобой: ведь любой из нас — его часть, и зло, в котором он лежит, имеет к нам отношение. Но, если Царство существует, если оно уже вошло в наш мир с тем, чтобы его преобразить, значит, ещё не всё потеряно. Если есть альтернатива, значит, можно жить в этом мире, не подчиняясь ему, жить по законам Царства и не раздваиваться, не служить двум господам. Так, конечно, жить не просто, но принципиально такая жизнь возможна. И, значит, миру, лежащему во зле, альтернатива есть. Главное — найти её, а, найдя, не потерять.

«Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное?» Зачем быть верным в неправедном богатстве? Это звучит странно. Дело в том, что сегодня Церковь определила нам чтение несколько особым образом, предлагая лишь последние строчки из притчи о неправедном богатстве, которое нужно раздавать. Таким образом, как мы читаем это сегодня, мы, выходит, несколько отделены от этого смысла - хотя и вольны, конечно, вновь обратится к нему. Но если не обращаться, то можно вспомнить весьма «оригинальное» (по слову арх. Захария (Захару)) толкование «неправедного богатства» старцем Софронием (Сахаровым), учеником старца Силуана Афонского:

«Бытийное соединение наше с Богом Любви предполагает слияние двух воль: Бога и человека. Само соединение совершается в состоянии любви. Бог — Личный Дух, и человек — личность (персона) соединяются во-едино в вечном Акте Божественной Жизни. Так познается нами Бог. Стяжать сию Любовь есть конечная цель христианского подвига. Достижение сей цели связано с долгим и трудным путем. Но испытывать посещение Божие в великой силе возможно по дару Свыше в какие-то моменты, когда душа, в порыве раскаяния в грехах, становится восприимчивою к сходящему на нее от Бога Свету. Однако эти первые посещения еще не суть на веки стяженное состояние спасенных. Это только еще “неправедное богатство”, которое еще может быть отнято за неверность. Сохранить же сию благодать, пребыть верным всему, чему она нас научила, невозможно без глубокого плача годами» (арх. Софроний (Сахаров). «Видеть Бога как Он есть», гл. «О духовном плаче»).

Так всякое наше ощущение благодати есть еще неправедное богатство, в котором мы должны быть верну только Господу, а не самим себе, хотя сие состояние и настолько бывает упивающе. И вот если мы останемся верны Богу в этом – когда-то получим истинное богатство.

Слова Христа о невозможности служить двум господам — один из самых ярких образов того выбора, который совершает человек, становясь христианином. Этот выбор не допускает компромиссов и условий. И этот выбор, который должен быть сделан. Нелепо предъявлять Богу претензии, если ты не сделал этого выбора или предпочел служить своему благосостоянию. Это твое, только твое собственное решение. Это удивительное благо для нас, и страшная правда одновременно. Так хочется возложить на Бога ответственность за свое мертвое состояние... Но это твой собственный выбор, который никто, даже Бог, не сделает за тебя. И тем более поразительна милость Сына Божьего, Который умирает за нас всех, независимо ни от чего, «когда мы были еще грешниками», как говорит апостол Павел.

Часто можно услышать, как люди жалуются на работу. Мол, как можно ей серьезно заниматься, все надоело, рутина. Вот если бы бросить все и заняться чем-то полезным для человечества, чем-то светлым и прекрасным. Но таких занятий нет, а пока их нет, надо пересидеть и переждать на скучной и неинтересной работе, относясь к ней соответственно. Иисус же говорит нам, что не может доверить большого и важного дела, если мы в маленьком и не важном для судеб человечества проявить себя не можем. Как доверить людей, если человек за вещи отвечать не может? Если не начать относиться к каждому дню, как к тесту, который выясняет, годны ли мы делать большое и важное, то так можно всю жизнь просидеть в тоскливом ожидании.

Сегодняшнее чтение вновь возвращает нас к теме евангельской бедности, которую Иисус рассматривает, прежде всего, как состояние духовное. Вопрос о неправедном богатстве был актуален во все времена, и домоправитель из приведённой в отрывке притчи, разумеется, прекрасно знал, что должен делать человек, нарушивший восьмую заповедь: он должен был вернуть украденное, добавив ещё сверх взятого. Именно так и поступает вороватый домоправитель: когда хозяин уже готов прогнать его (ст. 1–3), он, задумываясь о своём будущем, не просто возвращает хозяину всё украденное, но и попутно облегчает бремя тех, кто был его хозяину должен с тем, чтобы заслужить благодарность должников (ст. 4–7). Тем самым вороватый домоправитель не только искупает собственный грех, но и делает добро ближним. Неудивительно, что такое поведение возвращает домоправителю доверие его хозяина: человеку, не просто вернувшему украденное, но и помогающему ближним, можно доверять, такое раскаяние заслуживает похвалы (ст. 8). Тем самым проблема богатства переносится в контекст вопроса об отношениях и о приоритетах. Даже в случае, когда богатство нажито нечестным путём (проще говоря, когда оно краденое), главное заключается не в перераспределении этого богатства самом по себе, а в том, чтобы помочь конкретным людям, тем самым установив (или восстановив) с ними отношения, не имея которых, человеку оказывается некуда идти.

В данном случае, как и во всех прочих, центральным оказывается вопрос о приоритетах, о том, что важнее: отношения с Богом и людьми или богатство, о чём в завершение притчи Иисус говорит прямо (ст. 9–13). То же касается и притчи о богаче и Лазаре (ст. 19–31), но здесь вопрос о богатстве рассматривается в контексте мессианской и эсхатологической перспективы. Путь богача и путь бедняка показаны в традиционном контексте общебиблейского представления о двух путях, из которых один приводит в Царство («на лоно Авраама», ст. 22), а другой — в шеол, в мир теней, откуда нет выхода и обитателям которого нет пути в Царство (ст. 23–26, шеол назван здесь «адом»).

Смысл притчи вполне прозрачен: богатство заслонило от его хозяина человека, а вместе с ним — и Царство. Для богача всё начинается и заканчивается в нашем ограниченном мире, в котором он получает всё, но где не обрести ни Царства, ни вечной жизни. И никакие доказательства не убедят того, кто не готов разорвать границы непреображённого мира (ст. 27–31). Потому, что каждый сам выбирает свой путь. И получает то, что выбрал.

Говоря о наступившей с Его приходом новой эпохе, Иисус характеризует её так: Тора и пророки — до Иоанна (речь идёт, очевидно, об Иоанне Крестителе), а теперь (и это «теперь» продолжается до сего дня) в Царство входят, прилагая к тому соответствующие усилия. Между тем, из этого вовсе не следует, что Тора потеряла силу и больше не нужна: скорее небо и земля исчезнут, чем исчезнет хоть одна черта в Торе.

Из этих слов Спасителя становится очевидно, что мы живём в эпоху наступающего Царства. Прежний порядок вещей ушёл в историю, осознаём мы это или нет. Эпоха наступающего Царства предполагает возможность приобщиться к Царству для каждого ищущего, но для приобщения нужно приложить соответствующие усилия. Очевидно, что когда-то должен наступить и момент полного торжества Царства, связанный с явлением Христа во славе. Главным же духовным содержанием нынешней эпохи является как раз процесс вхождения Царства в мир.

Тора при этом не остаётся в прошлом. Оно и понятно: ведь Тора — феномен не религиозный собственно, а духовный. Это не просто данное Богом законодательство или установленный Им моральный кодекс, это откровение тех духовных законов, которые определяют отношения человека с Богом и с другими людьми. В таком качестве Тора, разумеется, не может потерять своей значимости ни в какую эпоху, даже тогда, когда Царство раскроется во всей полноте.

На нынешнем же историческом этапе, в эпоху наступающего Царства, Тора оказывается необходимой ищущим Царства как средство выстраивания своей духовной жизни. Царство ведь входит в мир с участием человека. С участием тех, в чьём сердце ему нашлось место. Но чтобы сердце было готово не только вместить, но и удержать в себе то дыхание Царства, без которого нет христианства, ему нужна Тора. Та внутренняя Тора, которая собственно и придаёт некую форму нашему существованию, оформляет нашу духовную жизнь.

Иначе Божье дыхание, дыхание Царства, коснувшись нас и даже войдя в наше сердце, оставит нас так же легко, как пришло к нам. В нашем сердце просто не найдётся того сосуда, в котором оно могло бы поместиться. И тогда каждое касание Божьего дыхания будет означать для нас начало новой жизни с нуля. И после каждого радостного приобщения к этой новой жизни будет следовать откат назад, к прежнему состоянию. Вот для избежания такого отката и нужна внутренняя Тора. До последней черты. До полноты.

В Евангелии очень часто проводятся параллели между земным и небесным богатством. Это не случайно, потому что в жизни всегда получается так, что у одних людей чего-либо (материального или духовного) всегда больше, чем у других. И отношения между ними являются частью отношений вообще между людьми. Наверное, центральными словами в этой главе являются стихи 9-12. Осознаем ли мы, что все, что мы имеем — не наше? Что оно дано нам лишь как управляющим, которые должны правильно распорядиться тем, что у них есть? А цель у христиан (да и вообще у человеков) может быть только одна - осуществление на своем месте вечной Божьей любви, то есть — служение друг другу. Поэтому, если мы правильно (руководствуясь любовью) используем это чужое богатство, то взамен получим наше собственное — те плоды, которые вырастают из таких отношений — пребывание в любви и свете Божьем.

Еще один смешной анекдот про находчивого негодяя и, как всегда, странный и страшный вывод: «сыны века сего» лучше знают свое дело, чем «сыны света». Всегда и во все времена люди, стремящиеся к богатству, славе, власти умеют добиться своего — правдами и неправдами, обманом, силой, хитростью, смекалкой, а те, кто стремится к «Царству Божьему и правде его», тонут в лени, расслаблении, равнодушии. Получается, что деньги и власть — более сильный стимул, если ради них человек готов отказаться от чего угодно, придумать какую угодно комбинацию, только бы добиться своей цели. Вот вам и «духовность». Впрочем, духовности тоже находится место — она служит одной из разновидностей досуга: нельзя же все время работать на «богатство неправедное». Конечно, как и всякая притча — этот анекдот рассказан не столько для обличения, сколько для того, чтобы человек, порадовавшись за находчивого ворюгу, задумался над тем, чего он хочет в жизни и как он этого добивается.

Слова Иисуса о соблазнах часто разбивают на две части и используют только первую, которая говорит, что соблазны неизбежно существуют в этом мире. Незачем надрываться и стараться жить по закону любви, если все равно эти самые соблазны нас настигнут. Доводя эту ситуацию до логического конца, говорят, что незачем считать поступок Иуды ужасным, если Мессию все равно бы предали. В некотором смысле это превращение христианства в фатализм: приход зла предопределен, зачем же ненавидеть плоды зла в мире и стараться отрекаться от них? Но то, что предлагает нам Иисус, лишено предопределенности: соблазны придут, грех есть в мире, зло существует и действует, но это не повод становиться самому проводником зла и источником соблазна.

В словах о горе, грозящем тому, через кого приходят соблазны, можно видеть угрозу, но их можно понимать и как необходимую констатацию факта: человек согласившийся стать проводником соблазнов, становится жертвой того самого зла, которое согласился усилить собственной поддержкой. Поэтому слова о мельничном жернове можно понимать не столько в качестве пожелания расправы, сколько как сожаление о тех душевных мучениях, на которые такой человек согласился себя обречь, и с которыми не сравнится никакая казнь. Лукавый, вводя нас в соблазн, манит иллюзиями, но после короткого подобия кайфа они обязательно рассеиваются и наступает похмелье. Хорошо ещё, если посреди похмелья прорезается сожаление о содеянном начинает вызревать покаяние, но ведь трясина может и затянуть.

Вопрос о том, сколько раз прощать, рассматривается после совета наблюдать за собой, и это закономерно: не мешает оглянуться, каковы мои дела и имею ли я моральное право не прощать. Мы уже привыкли к тому, что число 7 может и не иметь буквального значения, так что прощать следует не только до указанного здесь количества, но и после него. Отметим, что не здесь не говорится о механическом прощении того, кто не просит о нём, даже дан совет выговорить ему. Но для того, чтобы простить в тот момент, когда брат попросит прощения, необходимо пребывать в готовности прощать.

Что означает пожелание иметь веру хотя бы с горчичное зерно(опять горчичное, из которого вырастает большое неискореняемое Царство)? Неужели и впрямь у нас нет веры, если мы не ворочаем горами? Должно быть, мы и в самом деле недостаточно тверды в вере и не всегда сознаём, что евангельские слова неслучайны и не только являются притчами, но и могут действовать совершенно буквально. Впрочем, свернуть горы и повернуть реки, как мы теперь знаем, не самое необходимое диво, гораздо важнее незаметные, но и трудные сдвиги в сердцах.

Слова об обращении с рабами станут понятнее, если видеть в них не рекомендацию, а совет применять к себе наше собственное привычное отношение к другим. Правило не желать другим того, чего не желаем себе, можно понимать и так: мы можем заслужить по отношению к себе то, что делаем другим. И если мы взглянем на себя, то увидим, что нет у нас заслуг перед Богом, они не наши, так что нечем нам перед Ним гордиться.

Парадоксальность Божьего Царства проникает в самые сокровенные области человеческой жизни. Сегодня в центре парадокса — вера. Это, может быть, самое непростое слово в человеческом языке, потому что мы почти всегда используем это слово не по назначению. Например, когда ученики просят Иисуса умножить их веру, оказывается, что они просят не того, что им нужно. Они могли бы сдвинуть горы даже с ничтожно малой верой («горчичное зерно» — явно что-то очень маленькое). Но что же может быть важнее? Ведь Христос много раз произносит разным людям слова «Вера твоя спасла тебя». Так происходит и с исцеленным прокаженным самарянином: собственно само чудо исцеления происходит со всеми десятью, но «вера спасла» только его. А какая же может быть вера у этого еретика? Остальные-то пошли показаться священникам, чего как раз требовала их вера. В обоих случаях Христос понимает под «верой», очевидно, не совсем то, что понимают под ней ученики, или что обычно понимаем мы с вами.

Сегодняшнее чтение полностью посвящено описанию духовного состояния тех, кто соприкасается с Царством. Не случайно оно начинается с утверждения духовной свободы человека (ст. 1–2). Конечно, в мире, лежащем во зле, грешники будут всегда, вплоть до полного его преображения, но это отнюдь не оправдывает тех, кто выбирает путь зла и греха: каждый сам отвечает за свой выбор перед Богом. Однако в Царстве выбор, так же, как и раскаяние в любом грехе, возможен вплоть до конца времён, когда Царство раскроется во всей своей полноте, и потому Иисус велит прощать согрешившему брату, если он раскаивается и просит прощения за содеянное (ст. 3–4).

Но настоящее раскаяние невозможно без той внутренней духовной цельности, которую имеют в виду ученики, когда просят Иисуса «умножить веру» (ст. 5). А Иисус в ответ не просто указывает на то, что может сделать вера духовно цельного человека (ст. 6), но и объясняет, как такую веру обрести (ст. 7–10). И не для того Он сравнивает Своих учеников с рабами, чтобы их принизить, а для того, чтобы объяснить им, как должен относиться к своему служению человек, ищущий Царства: как рабу не приходит в голову, что он, исполнив поручение своего хозяина, что-то заработал или может на что-то претендовать, так и человек, исполнив порученное Богом, ни в коем случае не должен думать о том, что он чего-то заслужил или на что-то имеет право.

Подобное, очевидно, возможно или от безысходности, как и бывает обычно с рабом, которому некуда уйти и который знает, что никакой награды за свой труд он не получит, или от полноты доверия, когда глубина отношений с Богом и с людьми такова, что порученное Богом делается, как нечто само собой разумеющееся, и человеку даже в голову не приходит требовать себе какого-то вознаграждения за труд. Такие отношения требуют от человека полного предания себя в волю Божию, и, если человек решается на это, он действительно обретает ту духовную цельность, которая делает веру способной «двигать горами».

Но на первый план здесь выходят, конечно, не открывающиеся возможности и даже не духовное состояние само по себе, а отношения с Богом и с Тем, Кого Он посылает в мир. Не случайно Иисус уделяет такое внимание одному из исцелённых Им людей, который вернулся с тем, чтобы Его поблагодарить (ст. 12 – 19). Конечно, Иисус здесь отходит на второй план, исцелённые Им люди исцеляются по дороге, как бы без Его прямого участия. Но, быть может, Он и действует подобным образом с тем, чтобы исцелённые смотрели на Него не как на чудотворца, а как на Того, Кто принёс в мир Царство. Он оставляет им свободу: кто не хочет благодарить Его, может этого не делать, он не заболеет снова. И тогда выясняется, что отношения с Ним оказались важны лишь одному из десяти. Десять человек соприкоснулись с Царством, а в Царство вошёл лишь один. Один, которому оказалось важно не только здоровье, но и Тот, Кто принёс это Царство в мир.

В рассказе о десяти прокаженных интересна такая деталь: Господь посылает прокаженных исполнить написанное в Законе о проказе и о ее исцелении — пойти показаться священникам. Будучи иудеями, чтящими Закон (девять из них), они не могли бы скоро вернуться и поблагодарить Иисуса, если бы стали сначала исполнять законную заповедь, а потом только давать волю чувствам. Почему же Господь больше рад не им, а десятому — Самарянину, полу-язычнику, который не смел приблизиться к Учителю-иудею? Может быть, для Него важнее не формальная благодарность, выраженная в храмовой жертве, которую должен был принести исцелившийся прокаженный, а живая, идущая из сердца и превозмогающая все законнические барьеры... Мы все знаем, как важно благодарить Бога, но делаем ли мы это из внутреннего порыва, или благочестиво идем приносить Ему очередную «благодарственную» жертву?

Как видно из слов Спасителя, вопрос о вере имеет непосредственное отношение к вопросу о духовной жизни как таковой. Что означает умножить веру? Как умножение веры понимали сами ученики? Наверное, они вкладывали в эти слова нечто связанное с той уверенностью, которую переживали, когда по поручению своего Учителя проповедовали Царство и с радостью видели, что им повинуются не только люди, но и духи. Такое ощущение силы в те времена обычно и связывали с верой, с её наличием или отсутствием. Иисус же говорит несколько о другом. Он говорит о вере как о духовном состоянии. Именно и только духовном. Всё-таки любые проявления внутренней силы в человеке — феномен природный столько же, сколько и духовный.

Тут не только духовный импульс как таковой, не одна интенция, но и природа, и психика тоже, отзывающаяся на духовное воздействие. А Иисус говорит только о духе. Только о воле. Только об интенции. Дух — не природа. Тут количественные измерения невозможны. Духа, воли не бывает больше или меньше. Воля, если она не раздроблена, не рассеянна по внутреннему (психическому) или внешнему (физическому) пространству, обладает абсолютной силой. Не во всей сотворённой Богом вселенной, конечно (такой силой обладает воля лишь Самого Творца), но в конкретной его точке совершенно точно.

Поэтому веры с горчичное зерно достаточно, чтобы сдвинуть с места гору. Вера тут — не внутренняя сила и уж точно не убеждённость в чём бы то ни было, а полнота отношения с Богом. Та же самая полнота, которая, будучи обращена на творение, становится источником бесконечно мощной силы, если только полностью сконцентрировать её на чём-то конкретном. Но достичь такой концентрации непросто. Никакие психологические способы тут не помогут.

Эта концентрация — производное от той полноты жизни Царства, которая в принципе после прихода Христа открыта каждому ищущему. От той самой полноты, переживание которой позволяет служить, не считая заслуг: сделали то, что должны, мы всего лишь рабы, не заслуживающие вознаграждения. От той полноты, переживая которую понимаешь, что всякий грех абсолютно разрушителен, и, хотя грех в падшем мире неизбежен, соучастие в нём для жителя Царства — всегда экзистенциальная катастрофа. От той полноты, которая возможна только в Царстве и без которой Царства нет. Полнота, ради которой только и имеет смысл жить.

«…мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать…» Нас могут обижать эти слова. Мы можем сказать Господу, Ведь Ты Сам нам говорил: Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего (Ин 15:15). Но разница есть, то Он нас не называет рабами, а то Он нас призывает самих себя называть рабами. А в чем разница, если просто я уже «не раб, но сын» (Гал 4:7). Это вопрос, о который всякий раз бьются головой любители объективного материализма или противники субъективного идеализма. Вот есть решение партии по которому я уже не пионер, а комсомолец, и никто не моги говорить мне «будь готов!», а исключительно и только «партия сказала — надо». На самом деле, все совсем не так и нет однозначности, мир богаче и шире наших слов и понятий. Господь дает какие-то смысловые ориентиры, которых мы должны держаться, но путь между которыми — наше личное творчество. Когда-то бывают минуты нежности, когда-то строгости. И все исполнено смысла, если есть любовь. Поэтому никакая отдельно взятая из Евангелия фраза не имеет божественного авторитета, которым оно обладает в целостности. Но кроме того, важно понимать и более прозаический смысл сегодняшних слов Господа: раб часто, будучи отпущен на свободу, не научается свободе, а порабощает тех, кто эту свободу ему дал. Мало быть бывшим рабом, чтобы стать сыном. Есть еще долгий путь между этими двумя понятиями. И этот долгий путь каждый из нас должен пройти. Все Евангелие оно не сказано, а только говорится и не сделано, а только делается. «Христианство только начинается», как сказал один современный святой мученик.

Сегодня мы читаем рассказ евангелиста Луки о несколько загадочном диалоге о вере между Господом и Его учениками. На первый взгляд, ответ Христа трудно связать с просьбой учеников умножить в них веру. Возможно, как это нередко делают евангелисты, Лука передает слова Христа гораздо подробнее, чем суть вопроса учеников. В такой ситуации нам следует по тому, что отвечает Господь, постараться догадаться, что имели в виду ученики. Кроме того, евангелисты часто сообщают нам о диалогах, когда приходящий ко Христу человек задает Ему вопрос, а Господь намеренно отвечает не на внешнюю, произнесенную вслух форму вопроса, а на то, что в глубине сердца подвигло человека задать этот вопрос. Весьма вероятно, что и сегодня мы видим именно такой диалог.

Итак, ученики просят «прибавить» им веру («умножить» Синодального текста передает греческое слово, означающее в арифметическом смысле сложение, а не умножение). Если так можно выразиться, они просят увеличить количество веры, дать им ее больше, чем есть у них и у других людей. Судя по ответу Христа, просьба учеников звучит подобно просьбе дать сесть у Него по правую и левую руку. Господь говорит о том, что важно не «количество» веры. Даже малое «количество», вера с горчичное зерно, по выражению Спасителя, преображает мир.

А вслед за этим Господь говорит ученикам, что человеку не должно ожидать награды за то, что он делает положенное ему. Как эта мысль согласуется с предыдущей? Вероятно, речь идет о том ученики, уже усвоившие то, что Господь говорит о значении веры для спасения человека, просят дать им веру, «выгодно отличающую» их в глазах Бога. Они уже поняли, что Богу нужно не внешнее почитание, но вера. «Вот, мы оставили все и пошли за тобой», сказал Христу однажды Петр... Теперь ученики, видимо, просят дать им такую веру, чтобы можно было сказать: «Вот, у нас большая вера, что же будет нам за это?» Именно на такой вопрос и отвечает им Господь словами о том, что вера, которая может переставлять горы, сопоставима с исполнением долга перед Владыкой, и не позволяет говорить о заслугах. Это, конечно, весьма важное откровение о Боге и человеке, особенно если сопоставить его с притчей о работниках одиннадцатого часа.

Интересно, почему всё-таки Иисус так часто сравнивает тех, кого Он зовёт за Собой в Царство, с рабами? Неужели отношения раба и его хозяина — лучшая иллюстрация отношений между Богом и человеком? Неужели жизнь человека в Царстве — всего лишь жизнь раба в доме требовательного хозяина? Конечно, у евреев рабы никогда не были, как называл их Аристотель, «говорящими орудиями», к ним относились скорее как к домочадцам, хотя и бесправным, на семейном совете не имеющим права голоса. И всё же рабство есть рабство: само по себе оно радости не приносит. Как видно, Иисус имеет в виду нечто иное. Но что же? К рабам в древности относились по-разному, но ни у кого (включая самих рабов) никогда не возникало и мысли о том, что за сделанную ими работу они заслуживают какого-то особого уважения или хотя бы благодарности: ведь они делали свою обычную работу, иначе просто не могло быть. Так что же: в Царстве никто не дождётся благодарности за свой труд? Наверное, дело не в этом. Дело в том, что жителю Царства не приходит в голову подсчитывать затраты и выгоды от служения, которое он несёт для Царства. Служение становится настолько естественной частью его жизни, что ему уже не приходит в голову мысль от этого служения отказаться или требовать к себе особого отношения лишь потому, что он такое служение несёт. По-видимому, в Царстве только так и можно жить: с полной самоотдачей, не считая и не рассчитывая. И тогда жизнь Царства будет дана нам во всей полноте. В такой полноте, которую мы никогда не заслуживали и никогда не сможем заслужить.