Библия-Центр
РУ

Мысли вслух на Иов 7:1-21

Поделиться
Не определено ли человеку время на земле,
  и дни его не то же ли, что дни наемника?
Как раб жаждет тени,
  и как наемник ждет окончания работы своей,
так я получил в удел месяцы суетные,
  и ночи горестные отчислены мне.
Когда ложусь, то говорю: "когда-то встану?",
  а вечер длится,
  и я ворочаюсь досыта до самого рассвета.
Тело мое одето червями и пыльными струпами;
  кожа моя лопается и гноится.
Дни мои бегут скорее челнока
  и кончаются без надежды.
Вспомни, что жизнь моя дуновение,
  что око мое не возвратится видеть доброе.
Не увидит меня око видевшего меня;
  очи Твои на меня, — и нет меня.
Редеет облако и уходит;
  так нисшедший в преисподнюю не выйдет,
10 
не возвратится более в дом свой,
  и место его не будет уже знать его.
11 
Не буду же я удерживать уст моих;
  буду говорить в стеснении духа моего;
  буду жаловаться в горести души моей.
12 
Разве я море или морское чудовище,
  что Ты поставил надо мною стражу?
13 
Когда подумаю: "утешит меня постель моя,
  унесет горесть мою ложе мое",
14 
Ты страшишь меня снами,
  и видениями пугаешь меня;
15 
и душа моя желает лучше прекращения дыхания,
  лучше смерти, нежели сбережения костей моих.
16 
Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне.
  Отступи от меня, ибо дни мои суета.
17 
Что такое человек, что Ты столько ценишь его
  и обращаешь на него внимание Твое,
18 
посещаешь его каждое утро,
  каждое мгновение испытываешь его?
19 
Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня,
  доколе не дашь мне проглотить слюну мою?
20 
Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков!
  Зачем Ты поставил меня противником Себе,
  так что я стал самому себе в тягость?
21 
И зачем бы не простить мне греха
  и не снять с меня беззакония моего?
ибо, вот, я лягу в прахе;
  завтра поищешь меня, и меня нет.
Свернуть

Сетуя на свою участь, Иов обращает к Богу пронзительные слова о том, какова на самом деле человеческая жизнь. Седьмая глава начинается плачем Иова о жизни, которая на всем своем протяжении отравлена предстоящей смертью. Дни человека, спрашивает Иов, не то же ли, что дни наемника? Как труд наемника ограничен сроком, и он ждет окончания работы, так и человек всю свою сознательную жизнь ждет ее окончания. И как раб, сжав зубы, стремится довершить свой непосильный подневольный труд, так Иов влачит свои дни, ожидая облегчения. Это очень точное сравнение: человеческое восприятие устроено так, что прекращение страданий – единственное положительное, что мы находим в смерти. А когда жизнь наполнена страданием до краев, то смерть в самом деле становится освобождением.

Открывающее седьмую главу сетование Иова важно сравнить с «утешительной» речью Елифаза, пытавшегося объяснить страдание Иова тем, что таким образом Бог исправляет его грехи. Иов до предела полно проживает настоящее, несмотря на то, что в его настоящем моменте – одна мука. Теория, которую выдвигает Елифаз, напротив, уводит дух и мысль человека из настоящего: теоретический грех, за который карает человека десница Всевышнего, – в непоправимом прошлом; исправление, к которому Бог ведет человека, – в отдаленном и призрачном для человека будущем. В настоящем теория кары-исправления оставляет только страдание. Утоление последнего должно, в теории, заключаться в том, чтобы увести мысль от настоящего момента в прошлое и будущее. Но в том-то и дело, что жизнь человека происходит только «здесь и сейчас», в настоящем. Иов глубоко осознает это, и он взывает о правде и ясности, которые нужны ему именно «здесь и сейчас».

В жизни человека есть три вещи, которые невозможно переживать ни в прошлом, ни в будущем, но только в настоящем. Это любовь, страдание и молитва. И поэтому Иов не рассуждает о причинах и следствиях, он молится. Его молитва исполнена глубокой правды; такая молитва возможна только в удивительной близости Незримого. Иов просит Бога вспомнить о краткости его дней. Он взывает к Богу, чтобы Бог снизошел к его малости, принимая эту малость без ропота. Сильный и правдивый дух Иова, не сломленный даже неисчислимыми страданиями, принимает умаленность человека пред Богом как данность. В целом это характерно для библейской веры, но совсем не характерно для человеческой психологии вообще. Мы слишком сильно стремимся к величию, слишком стремимся «оставить след» на земле, чтобы смиренно принимать непревзойденное величие Творца. Иов свободен от этого желания "наследить"; его скорбь о мимолетности жизни выражается не в поисках земного величия, а в молитве: "не буду же я удерживать уст моих…"

Иов сетует, но не ропщет; даже походящая на ропот по форме, его молитва бесконечно далека от ропота. Он изливает пред Богом свою скорбь, и это несмотря на то, что для Иова (как и по сюжету книги), несчастье постигло его именно по воле Творца. Но Бог – один, и поэтому кроме Него просто некому излить человеческую боль. Большинство людей в подобной ситуации отворачивается от Бога; верность Иова выражается в том, что именно у Бога он ищет справедливости.

"Разве я море… что Ты поставил надо мною стражу?" – восклицает Иов. Разве соразмерно мучение человека его собственной малости? Нет уже сил жить, потому что преодоление страдания не по силам человеку. Что я такое, что Ты столько ценишь меня? Если и вправду, как говорит Елифаз, Ты наказуешь меня и хочешь исправить меня, стою ли я такого внимания? Отступи от меня! Иов ощущает непереносимую разницу масштабов человека и Бога; так Исайя восклицает: «Горе мне, я погиб!.. ибо глаза мои видели Царя, Господа Саваофа!»; так Петр молит: «выйди от меня, Господи, ибо я человек грешный». В словах «Отступи от меня» звучит не просьба к Богу, чтобы Он удалился; в этих словах выражается исповедание величия Божия и малости человека.

В молитве Иова с очевидностью выявляется, насколько теория кары и исправления не соответствует предстоянию реального человека реальному Богу. «Что я сделаю Тебе, страж человеков!», какое огорчение может бессильный человек принести Всемогущему? В этих возмутительных для благочестивых друзей словах Иов прикасается к великой истине веры; таинственным ответом на это могут быть слова Господа, сказанные через пророка Михея: «Народ Мой! что сделал Я тебе и чем отягощал тебя? отвечай Мне» (Мих. 6:3). Предательство любви Творца действительно является причиной Крестного страдания, которое человек причиняет Богу; но Иов-то в это неповинен, он предан Богу и в благе, и в скорби.

Подлинность веры и духовного опыта Иова подтверждается тем, что он находит брешь в теории кары и исправления. Настоящий живой Бог не таков, как думает Елифаз; для настоящего Бога характерна способность прощать. И поэтому Иов молит Его: «для чего бы не простить мне греха…» Почему же не простить меня, ведь я вот-вот исчезну!

Другие мысли вслух

 
На Иов 7:1-21
Не определено ли человеку время на земле,
  и дни его не то же ли, что дни наемника?
Как раб жаждет тени,
  и как наемник ждет окончания работы своей,
так я получил в удел месяцы суетные,
  и ночи горестные отчислены мне.
Когда ложусь, то говорю: "когда-то встану?",
  а вечер длится,
  и я ворочаюсь досыта до самого рассвета.
Тело мое одето червями и пыльными струпами;
  кожа моя лопается и гноится.
Дни мои бегут скорее челнока
  и кончаются без надежды.
Вспомни, что жизнь моя дуновение,
  что око мое не возвратится видеть доброе.
Не увидит меня око видевшего меня;
  очи Твои на меня, — и нет меня.
Редеет облако и уходит;
  так нисшедший в преисподнюю не выйдет,
10 
не возвратится более в дом свой,
  и место его не будет уже знать его.
11 
Не буду же я удерживать уст моих;
  буду говорить в стеснении духа моего;
  буду жаловаться в горести души моей.
12 
Разве я море или морское чудовище,
  что Ты поставил надо мною стражу?
13 
Когда подумаю: "утешит меня постель моя,
  унесет горесть мою ложе мое",
14 
Ты страшишь меня снами,
  и видениями пугаешь меня;
15 
и душа моя желает лучше прекращения дыхания,
  лучше смерти, нежели сбережения костей моих.
16 
Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне.
  Отступи от меня, ибо дни мои суета.
17 
Что такое человек, что Ты столько ценишь его
  и обращаешь на него внимание Твое,
18 
посещаешь его каждое утро,
  каждое мгновение испытываешь его?
19 
Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня,
  доколе не дашь мне проглотить слюну мою?
20 
Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков!
  Зачем Ты поставил меня противником Себе,
  так что я стал самому себе в тягость?
21 
И зачем бы не простить мне греха
  и не снять с меня беззакония моего?
ибо, вот, я лягу в прахе;
  завтра поищешь меня, и меня нет.
Свернуть
В отличие от своих друзей, Иов больше не боится задавать Богу неудобные вопросы. Религиозный человек обычно заключает богообщение в определённые ритуальные...  Читать далее

В отличие от своих друзей, Иов больше не боится задавать Богу неудобные вопросы. Религиозный человек обычно заключает богообщение в определённые ритуальные рамки, чётко определяющие, о чём у Бога можно спрашивать и о чём Его можно просить. Иову уже не до религиозных условностей. Он слишком долго был религиозным, слишком долго доверял Богу, Которого, как выясняется, никогда по-настоящему не знал.

Лучше бы, конечно, было познакомиться с ним поближе при других обстоятельствах, но уж какие есть. Одно Иов, во всяком случае, знает точно: с религиозной точки зрения ему себя упрекнуть не в чем. Он сделал всё, что мог, и даже больше. То, что происходит теперь, в религиозные рамки не вмещается — и, значит, долой их, эти рамки, будем говорить начистоту, без условностей и ритуалов.

Иов задаёт Богу прямой вопрос: чего Ты от меня хочешь? Моей смерти? Что ж, если так, я готов, на земле никто вечно не живёт. Но зачем Ты дал мне ту жизнь, которой я сейчас живу? Какой в ней смысл? Что я должен увидеть, понять? Ты передо мной, говорит Иов Богу, и я не могу ни жить, ни умереть, потому, что Ты не даёшь мне ни того, ни другого. Самое страшное и заключается для Иова в этой бессмысленности: получается, что он совсем не знал своего Бога.

И вот теперь, лицом к лицу с Ним, Иов вообще ничего не понимает, встреча с Богом стала для него театром абсурда. Кошмарного абсурда, из которого нет выхода. Если Бог таков, то чего же от Него ждать? Чего вообще тогда можно ждать от жизни? Может быть, и вся жизнь тогда — лишь абсурд и кошмар? Друзья Иова ничем ему помочь не могут: для них сама постановка вопроса таким образом звучит кощунственно. Оно и неудивительно: они ведь не были в том театре кошмарного абсурда, в котором побывал Иов и где он продолжает пребывать.

И не в болезни как таковой тут дело, а именно в полной алогичности и бессмысленности происходящего, по крайней мере, с точки зрения Иова. Можно понять и принять наказание за грех, но как понять и принять наказание ни за что? А если это не наказание, то почему вообще всё происходит именно так? Почему с ним, с Иовом? Ответа нет, и это самое страшное. Иову нужен ответ, но его придётся искать самому: его друзья, скованные религиозным страхом, оказались плохими помощниками.

Свернуть
 
На Иов 7:1-21
Не определено ли человеку время на земле,
  и дни его не то же ли, что дни наемника?
Как раб жаждет тени,
  и как наемник ждет окончания работы своей,
так я получил в удел месяцы суетные,
  и ночи горестные отчислены мне.
Когда ложусь, то говорю: "когда-то встану?",
  а вечер длится,
  и я ворочаюсь досыта до самого рассвета.
Тело мое одето червями и пыльными струпами;
  кожа моя лопается и гноится.
Дни мои бегут скорее челнока
  и кончаются без надежды.
Вспомни, что жизнь моя дуновение,
  что око мое не возвратится видеть доброе.
Не увидит меня око видевшего меня;
  очи Твои на меня, — и нет меня.
Редеет облако и уходит;
  так нисшедший в преисподнюю не выйдет,
10 
не возвратится более в дом свой,
  и место его не будет уже знать его.
11 
Не буду же я удерживать уст моих;
  буду говорить в стеснении духа моего;
  буду жаловаться в горести души моей.
12 
Разве я море или морское чудовище,
  что Ты поставил надо мною стражу?
13 
Когда подумаю: "утешит меня постель моя,
  унесет горесть мою ложе мое",
14 
Ты страшишь меня снами,
  и видениями пугаешь меня;
15 
и душа моя желает лучше прекращения дыхания,
  лучше смерти, нежели сбережения костей моих.
16 
Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне.
  Отступи от меня, ибо дни мои суета.
17 
Что такое человек, что Ты столько ценишь его
  и обращаешь на него внимание Твое,
18 
посещаешь его каждое утро,
  каждое мгновение испытываешь его?
19 
Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня,
  доколе не дашь мне проглотить слюну мою?
20 
Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков!
  Зачем Ты поставил меня противником Себе,
  так что я стал самому себе в тягость?
21 
И зачем бы не простить мне греха
  и не снять с меня беззакония моего?
ибо, вот, я лягу в прахе;
  завтра поищешь меня, и меня нет.
Свернуть
Отчаяние доводит Иова до предела, и он начинает прямо обвинять Творца в своих бедах. Иов не хочет жить, но...  Читать далее

Отчаяние доводит Иова до предела, и он начинает прямо обвинять Творца в своих бедах. Иов не хочет жить, но нежелание принимать дар жизни неразрывно связано с бунтом против Подателя этого дара, происходит ли бунт явно или скрыто, осознанно или бессознательно. Даже вопрошание к Богу: что такое человек, что Ты столько ценишь его, напоминающие о торжественно звучащих словах псалма: «что е с т ь человек, что Ты помнишь его»(Пс. 8:5), отмечающего достоинство человека как вершины творения, в устах Иова всего лишь просьба отвернуться от человека. Но в такой просьбе можно увидеть и желание отвернуться от Бога.

В словах Иова можно усмотреть и просьбу о прощении. Правда, она выражена несколько горделиво, мол, если я грешен, то прости меня, что я Тебе сделаю, будучи гораздо слабее? Иовом владеет непримирённость, но дело даже не в ней, а в разделяемой Иовом, как можно думать, распространённой философии: «я сам по себе со своими грехами, а Бог Сам по Себе». Но всякий грех не только противен Его воле, но и является противлением Ему.

Свернуть
 
На Иов 7:1-21
Не определено ли человеку время на земле,
  и дни его не то же ли, что дни наемника?
Как раб жаждет тени,
  и как наемник ждет окончания работы своей,
так я получил в удел месяцы суетные,
  и ночи горестные отчислены мне.
Когда ложусь, то говорю: "когда-то встану?",
  а вечер длится,
  и я ворочаюсь досыта до самого рассвета.
Тело мое одето червями и пыльными струпами;
  кожа моя лопается и гноится.
Дни мои бегут скорее челнока
  и кончаются без надежды.
Вспомни, что жизнь моя дуновение,
  что око мое не возвратится видеть доброе.
Не увидит меня око видевшего меня;
  очи Твои на меня, — и нет меня.
Редеет облако и уходит;
  так нисшедший в преисподнюю не выйдет,
10 
не возвратится более в дом свой,
  и место его не будет уже знать его.
11 
Не буду же я удерживать уст моих;
  буду говорить в стеснении духа моего;
  буду жаловаться в горести души моей.
12 
Разве я море или морское чудовище,
  что Ты поставил надо мною стражу?
13 
Когда подумаю: "утешит меня постель моя,
  унесет горесть мою ложе мое",
14 
Ты страшишь меня снами,
  и видениями пугаешь меня;
15 
и душа моя желает лучше прекращения дыхания,
  лучше смерти, нежели сбережения костей моих.
16 
Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне.
  Отступи от меня, ибо дни мои суета.
17 
Что такое человек, что Ты столько ценишь его
  и обращаешь на него внимание Твое,
18 
посещаешь его каждое утро,
  каждое мгновение испытываешь его?
19 
Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня,
  доколе не дашь мне проглотить слюну мою?
20 
Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков!
  Зачем Ты поставил меня противником Себе,
  так что я стал самому себе в тягость?
21 
И зачем бы не простить мне греха
  и не снять с меня беззакония моего?
ибо, вот, я лягу в прахе;
  завтра поищешь меня, и меня нет.
Свернуть
Не найдя поддержки у Элифаза, Иов, тем не менее, продолжает свою речь. Он обращается...  Читать далее

Не найдя поддержки у Элифаза, Иов, тем не менее, продолжает свою речь. Он обращается к Богу с теми вопросами, на которые не смогли ему ответить его друзья. Он говорит: моя жизнь — как дни наёмника, я жду конца своей жизни, как наёмник ждёт конца определённого ему времени работы (ст. 1 – 3). В моей жизни нет ни мира, ни радости, ни покоя (ст. 4 – 6). А впереди — шеол, мир теней, куда уходят без возврата, и я исчезну, как облако; так зачем же мне молчать (ст. 7 – 11)? Иов понимает, что ему нечего терять, и хочет добиться хотя бы одного: смысла. Он хочет понять, почему и за что с ним произошло то, что произошло. Он обращается к Богу с необычной для верующего человека просьбой: оставь меня в покое, отойди от меня, дай мне вздохнуть свободно (ст. 16 – 19).

Но в данном случае такая просьба не вызывает удивления: ведь всё происходящее с ним, все беды и несчастья Иов связывает именно с Богом, с близостью Бога и с вмешательством Его в свою жизнь (ст. 12 – 15). Если близость Бога оборачивается такими бедами и несчастьями, не лучше ли держаться от Него подальше? Иов, конечно, понимает, что всё происходящее с ним имеет какое-то отношение к его жизни и к его грехам, он понимает, что Бог чего-то от него хочет, быть может, хочет сделать его иным, лучшим, чем он был прежде, и тогда Элифаз прав, настанет день, когда испытания кончатся и близость Бога перестанет быть невыносимой.

Но доживёт ли Иов до этого дня? Ведь силы человеческие не беспредельны. Бог напоминает Иову сурового экзаменатора или неумолимого судью, пристально всматривающегося в подсудимого, становящегося, по сути, жертвой Его суда (ст. 17 – 19). И этот взгляд, эта близость Иову невыносимы. Он не отрицает своей греховности, но он уже согласен мириться с ней, если избавление от неё стоит таких усилий. В конце концов, человеческая греховность никак не умаляет величия Бога и не пятнает Его святости, а если так, то почему бы Ему не оставить в покое того, кому осталось уже недолго? Просто прости меня, говорит Иов Богу, и дай мне умереть (ст. 20 – 21). Иов, как видно, чувствует, что Бог хочет от него чего-то такого, на что он совершенно не способен, и не оставит его до тех пор, пока не добьётся своего. И его страшит такая перспектива, ведь в этом случае присутствие Божие становится для праведника не радостью, а мучением.

Свернуть
 
На Иов 7:1-21
Не определено ли человеку время на земле,
  и дни его не то же ли, что дни наемника?
Как раб жаждет тени,
  и как наемник ждет окончания работы своей,
так я получил в удел месяцы суетные,
  и ночи горестные отчислены мне.
Когда ложусь, то говорю: "когда-то встану?",
  а вечер длится,
  и я ворочаюсь досыта до самого рассвета.
Тело мое одето червями и пыльными струпами;
  кожа моя лопается и гноится.
Дни мои бегут скорее челнока
  и кончаются без надежды.
Вспомни, что жизнь моя дуновение,
  что око мое не возвратится видеть доброе.
Не увидит меня око видевшего меня;
  очи Твои на меня, — и нет меня.
Редеет облако и уходит;
  так нисшедший в преисподнюю не выйдет,
10 
не возвратится более в дом свой,
  и место его не будет уже знать его.
11 
Не буду же я удерживать уст моих;
  буду говорить в стеснении духа моего;
  буду жаловаться в горести души моей.
12 
Разве я море или морское чудовище,
  что Ты поставил надо мною стражу?
13 
Когда подумаю: "утешит меня постель моя,
  унесет горесть мою ложе мое",
14 
Ты страшишь меня снами,
  и видениями пугаешь меня;
15 
и душа моя желает лучше прекращения дыхания,
  лучше смерти, нежели сбережения костей моих.
16 
Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне.
  Отступи от меня, ибо дни мои суета.
17 
Что такое человек, что Ты столько ценишь его
  и обращаешь на него внимание Твое,
18 
посещаешь его каждое утро,
  каждое мгновение испытываешь его?
19 
Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня,
  доколе не дашь мне проглотить слюну мою?
20 
Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков!
  Зачем Ты поставил меня противником Себе,
  так что я стал самому себе в тягость?
21 
И зачем бы не простить мне греха
  и не снять с меня беззакония моего?
ибо, вот, я лягу в прахе;
  завтра поищешь меня, и меня нет.
Свернуть
Сетуя на свою участь, Иов обращает к Богу пронзительные слова о том, какова на самом деле человеческая жизнь...  Читать далее

Сетуя на свою участь, Иов обращает к Богу пронзительные слова о том, какова на самом деле человеческая жизнь. Седьмая глава начинается плачем Иова о жизни, которая на всем своем протяжении отравлена предстоящей смертью. Дни человека, спрашивает Иов, не то же ли, что дни наемника? Как труд наемника ограничен сроком, и он ждет окончания работы, так и человек всю свою сознательную жизнь ждет ее окончания. И как раб, сжав зубы, стремится довершить свой непосильный подневольный труд, так Иов влачит свои дни, ожидая облегчения. Это очень точное сравнение: человеческое восприятие устроено так, что прекращение страданий – единственное положительное, что мы находим в смерти. А когда жизнь наполнена страданием до краев, то смерть в самом деле становится освобождением.

Открывающее седьмую главу сетование Иова важно сравнить с «утешительной» речью Елифаза, пытавшегося объяснить страдание Иова тем, что таким образом Бог исправляет его грехи. Иов до предела полно проживает настоящее, несмотря на то, что в его настоящем моменте – одна мука. Теория, которую выдвигает Елифаз, напротив, уводит дух и мысль человека из настоящего: теоретический грех, за который карает человека десница Всевышнего, – в непоправимом прошлом; исправление, к которому Бог ведет человека, – в отдаленном и призрачном для человека будущем. В настоящем теория кары-исправления оставляет только страдание. Утоление последнего должно, в теории, заключаться в том, чтобы увести мысль от настоящего момента в прошлое и будущее. Но в том-то и дело, что жизнь человека происходит только «здесь и сейчас», в настоящем. Иов глубоко осознает это, и он взывает о правде и ясности, которые нужны ему именно «здесь и сейчас».

В жизни человека есть три вещи, которые невозможно переживать ни в прошлом, ни в будущем, но только в настоящем. Это любовь, страдание и молитва. И поэтому Иов не рассуждает о причинах и следствиях, он молится. Его молитва исполнена глубокой правды; такая молитва возможна только в удивительной близости Незримого. Иов просит Бога вспомнить о краткости его дней. Он взывает к Богу, чтобы Бог снизошел к его малости, принимая эту малость без ропота. Сильный и правдивый дух Иова, не сломленный даже неисчислимыми страданиями, принимает умаленность человека пред Богом как данность. В целом это характерно для библейской веры, но совсем не характерно для человеческой психологии вообще. Мы слишком сильно стремимся к величию, слишком стремимся «оставить след» на земле, чтобы смиренно принимать непревзойденное величие Творца. Иов свободен от этого желания "наследить"; его скорбь о мимолетности жизни выражается не в поисках земного величия, а в молитве: "не буду же я удерживать уст моих…"

Иов сетует, но не ропщет; даже походящая на ропот по форме, его молитва бесконечно далека от ропота. Он изливает пред Богом свою скорбь, и это несмотря на то, что для Иова (как и по сюжету книги), несчастье постигло его именно по воле Творца. Но Бог – один, и поэтому кроме Него просто некому излить человеческую боль. Большинство людей в подобной ситуации отворачивается от Бога; верность Иова выражается в том, что именно у Бога он ищет справедливости.

"Разве я море… что Ты поставил надо мною стражу?" – восклицает Иов. Разве соразмерно мучение человека его собственной малости? Нет уже сил жить, потому что преодоление страдания не по силам человеку. Что я такое, что Ты столько ценишь меня? Если и вправду, как говорит Елифаз, Ты наказуешь меня и хочешь исправить меня, стою ли я такого внимания? Отступи от меня! Иов ощущает непереносимую разницу масштабов человека и Бога; так Исайя восклицает: «Горе мне, я погиб!.. ибо глаза мои видели Царя, Господа Саваофа!»; так Петр молит: «выйди от меня, Господи, ибо я человек грешный». В словах «Отступи от меня» звучит не просьба к Богу, чтобы Он удалился; в этих словах выражается исповедание величия Божия и малости человека.

В молитве Иова с очевидностью выявляется, насколько теория кары и исправления не соответствует предстоянию реального человека реальному Богу. «Что я сделаю Тебе, страж человеков!», какое огорчение может бессильный человек принести Всемогущему? В этих возмутительных для благочестивых друзей словах Иов прикасается к великой истине веры; таинственным ответом на это могут быть слова Господа, сказанные через пророка Михея: «Народ Мой! что сделал Я тебе и чем отягощал тебя? отвечай Мне» (Мих. 6:3). Предательство любви Творца действительно является причиной Крестного страдания, которое человек причиняет Богу; но Иов-то в это неповинен, он предан Богу и в благе, и в скорби.

Подлинность веры и духовного опыта Иова подтверждается тем, что он находит брешь в теории кары и исправления. Настоящий живой Бог не таков, как думает Елифаз; для настоящего Бога характерна способность прощать. И поэтому Иов молит Его: «для чего бы не простить мне греха…» Почему же не простить меня, ведь я вот-вот исчезну!

Свернуть

Благодаря регистрации Вы можете подписаться на рассылку текстов любого из планов чтения Библии

Мы планируем постепенно развивать возможности самостоятельной настройки сайта и другие дополнительные сервисы для зарегистрированных пользователей, так что советуем регистрироваться уже сейчас (разумеется, бесплатно).