Мысли вслух на Втор 15:11

В контексте Евангелия крест означает жертвенную любовь Христа. Текст из Второзакония поясняет нам, как можно эту любовь воплощать в отношениях с ближними. Прощение — это действие, в котором мы готовы от чего-то отказаться ради другого человека, ради сохранения любви между нами. Иногда нужно отказаться от требования возврата долга (вспомним Нагорную проповедь), иногда — от амбиций, уязвленного самолюбия, душевного комфорта. Чем больше то, от чего мы отказываемся, чем больше мы прощаем, тем больше любовь, связывающая нас с нашим ближним (который иногда может быть нам мало знаком). Когда мы понимаем, что для нас другой человек важнее других наших ценностей (материальных или духовных), мы начинаем понимать, что такое любовь...

В Книге Второзакония повторяются те законы о рабах, которые мы видим и в Книге Исхода. Они безусловно имеют вполне определённый смысл в контексте того родоплеменного социума, в котором возникли. Дело в том, что долговое рабство легко могло привести к очень серьёзному имущественному, а затем и социальному расслоению, которое в условиях преимущественно общинного землевладения неизбежно породило бы социальную нестабильность. Рабы, которым в конце концов уже стало бы нечего терять, к тому же в большом количестве, могли представлять серьёзную общественную опасность.

Вопреки довольно распространённым сегодня представлениям рабский труд если и бывал в древности эффективен, то лишь в некоторых случаях и во вполне определённых условиях, которых в еврейском обществе не было. Потому и массовое рабовладение — явление в древности сравнительно нечастое и скорее локальное. У евреев его не было никогда — в еврейском обществе рабство всегда оставалось домашним, патриархальным, когда на раба смотрели как на домочадца, хотя и неравноправного: его статус напоминал статус несовершеннолетнего члена семьи или большого патриархального рода.

Не случайно по-еврейски «раб» и «подросток» называются одним и тем же словом. Если же рабство стало бы массовым, последствия оказались бы совершенно непредсказуемыми. Этого и позволяли избежать законы о рабах. Было, однако, и другое: понимание того, что человек — не просто элемент социума, который полностью определяет его самого и его существование. Человек не может и не должен быть рабом того социально-экономического порядка, в котором ему приходится жить.

Даже не потому, что порядок этот плох — хотя в падшем мире он никак не может быть хорошим, тут возможен лишь выбор между плохим и очень плохим, а потому, что человек вообще в первую очередь образ Божий, а уже потом субъект каких бы то ни было обезличенных отношений. Долги, конечно, возвращать надо, но человек не должен терять себя как образ Божий и свою свободу перед Богом и людьми из-за долгов, которые он по какой-то объективной причине не может отдать.

Объективной потому, что нормальный, здоровый человек в состоянии за семь лет отработать любой сколько-нибудь соотносимый со своими возможностями долг. Если ему этого не удалось сделать за семь лет, то, скорее всего, не удастся и впоследствии. Оставлять же человека рабом до конца жизни означает игнорировать в нём образ Божий — а этого Тора, естественно, допустить не может. Отсюда и предлагаемый ею компромисс между требованиями общества и той свободой, которая нужна человеку для полноценной жизни перед Богом.