Мысли вслух на Откр 21:5

Книга откровения завершается описанием нового, преображённого мира, духовным центром которого становится небесный Иерусалим. Как видно, преображение природы и явление небесного Иерусалима оказываются двумя сторонами одного и того же духовного процесса, которым завершается первый этап истории Царства, целиком включающего в себя преображённый дыханием Божиим мир. По-видимому, речь идёт именно о первом этапе, за которым, вероятно, последует иной, новый, содержание и смысл которого пока остаются для нас тайной. Очевидно лишь, что жизнь с наступлением Царства отнюдь не останавливается в своём развитии, она только принимает некие новые формы, пока для нас малопонятные. Ясно одно: упомянутые Иоанном «новое небо» и «новая земля» предполагают полное обновление творения, качественное изменение самой природы нашего мира. Об этом же свидетельствует упоминание апостолом моря, которого «больше нет» (ст. 1).

Море в библейских книгах символизирует обычно хаос, а также силы, за ним стоящие и его породившие, силы, противостоящие Богу и стремящиеся разрушить созданный Богом мир. Неудивительно, что в новом, преображённом мире места этим силам больше нет. А центром нового мира оказывается Иерусалим, что и неудивительно: ведь именно с Иерусалимом и Храмом связано то Присутствие, которое сделало еврейский народ народом Божиим. Не случайно и в видениях Иоанна Престол нередко обретает черты и формы Храма или Скинии. Теперь же, после преображения, Престол становится духовным центром преображённого творения, его смыслом и средоточием. Символом этого средоточия и становится «новый Иерусалим, сходящий от Бога с неба» (ст. 2).

В новом мире, наконец, исполнилось то, что приоткрывалось в видениях великим пророкам Израиля: исчезла пропасть, прежде разделявшая Бога с Его народом, пропасть, связанная не столько с несопоставимостью Бога и человека, которая для Бога преодолима, сколько с греховностью человека, преодолеть которую может только он сам через раскаяние и обращение. И теперь, когда грех человека и зло мира исчезли, уже ничто не мешает той полноте богообщения, которой так желали праведники и свидетели Божии (ст. 3–4).

Богообщение же это, как видно, включает в себя уже не только человека, но и всё творение, ставшее намного восприимчивее к духовным воздействиям. Прежде мир, пронизанный злом, едва на них реагировал; теперь он, очевидно, стал отзывчивее к воле Божией, а вместе с тем и более зависим от Его воздействия. «Творю всё новое» (ст. 5) относится, вероятно, не только к факту обновления и преображения творения, но и к самому его существованию: теперь ещё больше, чем прежде, оно определяется тем дыханием Божиим, которым пронизано Царство. Мир существует, постоянно обновляясь под воздействием своего Творца, и если прежде это было скрыто, то теперь именно явленная каждому духовная свежесть и новизна творения свидетельствуют о Боге не менее ярко, чем прежде свидетельствовала о Нём праведность верных. Так в новом, преображённом мире свидетельство человека сливается со свидетельством обновлённой действием дыхания Божия природы.

Новая земля – это мечта человека в горе и печали. Когда все вокруг рушиться и мир представляется нам скопищем дурных и злых дел. Нет такого места, где бы мы могли укрыться от кошмара новостей. И тогда появляется проблема «другого глобуса», решать которую смешно. И, тем не менее, это жажда другой земли, другого неба, святого города, в котором все пойдет иначе, не буйство фантазии, не самообман. Любой человек, мечтая о другой земле, является иллюстрацией к словам Иисуса: «В доме Отца Моего обителей много…» (Ин 14:1-3). Даже если мы ничего не знаем о существовании библии, никогда не читали ее, слово Христово все равно действует в нас, воздыханиями неизреченными.