Когда у Павла встречаешь слова о том, что мы как христиане умерли для греха, ассоциации возникают самые разные, и ближайшая нередко оказывается связана с каким-то особенно суровым аскетизмом, с беспощадной борьбой, с готовностью противостоять своей собственной падшей человечности, хотя бы и до смерти. Наверное, в падшем мире так оно и есть, тем более, что апостол и сам в некоторых своих посланиях говорит о том, что сохранить верность Торе, соблюсти её до конца можно лишь ценой собственной жизни: ведь, пока грешный человек жив, он продолжает грешить, таково свойство его падшей человеческой природы.
И если бы христианство было ещё одной, новой религией, наверное, этим можно было бы и ограничиться: ведь падший человек действительно не в состоянии сделать больше. Но христианство не новая религия, а новая жизнь, жизнь в том самом Царстве, которое Спаситель принёс на землю, сказав, что оно «приблизилось». И жизнь эта с грехом совершенно несовместима. Если только мы хотим жить жизнью Царства, грех из нашей жизни должен исчезнуть. Но ведь для этого нужно полное преображение человеческой природы, иначе об избавлении от греха говорить не приходится! С одной стороны, так оно и есть. Но, с другой стороны, процесс преображения в Царстве отдельного человека неотделим от истории самого Царства в нашем преображающемся, но ещё не преображённом до конца мире.
Это, в известном смысле, две стороны одного и того же процесса: до тех пор, пока Царство не раскроется во всей своей полноте, ни один из нас, ищущих Царства или в нём живущих, всей полноты его жизни не обретёт, а значит, наша собственная духовная биография с историей Царства в нашем мире связана теснейшим образом и ею определяется. Однако до тех пор, пока наша человеческая природа до конца не преобразится, от греха мы не избавимся! Так что же: перспектива безгрешной жизни откладывается до дня возвращения Христа и окончательного торжества Царства? И да, и нет. Да, потому, что только тогда мы окончательно избавимся от греха. Нет, потому, что избавиться от власти греха мы можем раньше, чем окончательно и навсегда избавимся от самого греха.
Такое утверждение может показаться странным, если не принимать во внимание того факта, что Царство уже «приблизилось», оно здесь, и к его жизни можно приобщиться уже сегодня. Конечно, в нашу переходную эпоху, эпоху наступающего Царства, мы, скорее всего, будем жить одновременно в двух мирах: в прежнем, непреображённом мире и в Царстве. А в таком положении только от нашего духовного состояния зависит, какая из двух составляющих нашей, как говорят философы, экзистенции, окажется определяющей.
В идеале наша жизнь должна определяться исключительно той её составляющей, которая принадлежит Царству. И тогда для греха мы будем мертвы: он будет существовать в нашей жизни, как нечто по отношению к ней внешнее, не определяя её качества, быть может, лишь иногда делая попытки вторгнуться туда, куда ему всё равно не будет дороги. Наверное, это максимум того, чего мы можем достичь в нашу переходную эпоху, в эпоху, когда Царство уже здесь, но ещё не раскрылось до конца.
