Мысли вслух на 1 Кор 14:1-3

Дар говорения на иных языках не распространен в современной Церкви, хотя нельзя и сказать, что его не существует вовсе. Но слова апостола Павла в сегодняшнем отрывке из послания к Коринфянам относятся далеко не только к этому конкретному явлению. Любая группа людей, длительное время посвящающих себя чему-то, вырабатывает свой «птичий язык», непонятный для посвященных. Для примера можно взять язык ученых... или язык христиан. Апостол говорит о том, что мы ответственны за понятность того, что мы говорим, для «нормальных» людей, за внятность проповеди для тех, кого Бог приводит в Свою Церковь. В наши дни издается куча духовной литературы, а книг, которые помогали бы возрастать в вере — единицы, потому что почти все написано на птичьем языке. Говорить о Боге так, чтобы было понятно, о чем речь, для нас очень не просто. И гордиться тут нечем...

И еще в словах апостола есть один важный аспект. Он не приемлет представления о «духовном» как о чем-то маловразумительном, но увлекательном. Квази-мистика и «волшебные звуки песнопений», таинственные слова и жесты, якобы предназначенные действовать помимо сознания, не заслуживают его одобрения. Это важная черта апостольского духа, о которой не следует забывать.

Возвращаясь к теме духовных даров, Павел уделяет особое внимание пророческому служению, в частности, на фоне широко распространённой в коринфской церкви (а возможно, и не только там) практики глоссолалии, или «говорения на языках» (ст. 1–3). Как видно, апостол не считает глоссолалию как таковую пророчеством, и прежде всего потому, что пророчество в его традиционном понимании, будь то в древние времена или в евангельскую эпоху, предполагало понятность пророческой проповеди для окружающих, которой глоссолалия, требовавшая интерпретации, была лишена (ст. 4–5). И дело, вероятно, не только в том, что глоссолалия сама по себе ничего не давала Церкви (ст. 5–12), но и в том, что такого рода «пророчество в себе и для себя» духовно изолировало человека.

В самом деле, подлинное пророчество всегда было откровением общине через посредство одного, при котором этот один, хотя бы и получив особое откровение от Бога, всё же не оставался в одиночестве, оставаясь частью той общины, к которой принадлежал. И связь его со своей общиной выражалась именно в факте свидетельства о том, что ему было открыто Богом. Особенно важной была такая связь для полноценной церковной жизни: ведь Церковь — община живущих в Царстве, а потому каждый её член никак не может существовать изолированно от всех остальных, и уж тем более никак не может получить какие бы то ни было дары от Бога, так сказать, для личного пользования, безотносительно к Церкви и к тому значению, которое имеет для Церкви его дар. В известном смысле можно было бы утверждать, что для Павла соотнесённость конкретного духовного дара и конкретного служения с нуждами и с жизнью Церкви является критерием подлинности этого дара или этого служения.