Мысли вслух на 1 Кор 15:42-44

Павел, ведя речь о воскресении, говорит совсем не о бессмертии души или каком-нибудь другом частичном бессмертии. Собственно, в идее бессмертия души на тот момент ничего нового не было: об этом говорили египтяне, греки, по-своему, несколько иначе, индийцы, да и у других народов, хотя и не было разработанного учения о бессмертии души, всё же присутствовало некое смутное представление о том, что человек умирает не весь и не полностью, и что мир теней — возможно, не единственно возможный удел тех, кто покинул мир живых.

Но во всяком таком представлении всегда присутствовала идея некоторого остаточного существования человека. Смерть представлялась неизбежной катастрофой человека в его наличном состоянии, утратой части человеческой личности, при которой, однако, сохраняется её ядро, так, что человек не теряет ни памяти, ни самосознания.

Именно это отличало все существовавшие в древности представления о бессмертии души от более ранних представлений о мире теней: там, в мире теней, человек как раз именно утрачивал память о земной жизни, а самосознание в нём едва теплилось. Представления о бессмертном личностном начале были связаны с надеждой на продолжение жизни после смерти тела, на пусть урезанное, но всё же бессмертие, притом бессмертие личностное, при котором человек, пусть и лишённый тела, всё же в главном остаётся собой.

Павел же имеет в виду нечто большее. Он говорит не о том, чтобы сохранить что-то от человеческой личности с тем, чтобы этот остаток жил вечно, а именно о полноценной жизни, жизни в теле, такой, к которой человек призван с самого начала — ведь Бог сотворил человека в единстве духа и природы, души и тела.

Более того: речь идёт не просто о сохранении человека, но и о его преображении, о качественном изменении человеческой природы под воздействием дыхания Царства по мере того, как человек всё больше включается в его жизнь. Тут уже речь идёт не о посмертии, а о полноте жизни, такой, по сравнению с которой наше нынешнее существование впору называть преджизнью. А начало движения по направлению к этой полноте связано с вхождением человека в Церковь и с первым опытом Царства, который христианин получает в момент этого вхождения.

Но начало — ещё не конец, путь христианина не ограничен одним лишь земным этапом. Собственно, применительно к Царству едва ли можно говорить о посмертии в дохристианском смысле слова: ведь оно включает в себя жизнь и путь христианина целиком, на всех его этапах, как на нынешнем, так и на всех последующих. Вот эту единую жизнь и имеет в виду апостол, говоря о теле природном («душевном») и о теле духовном. Полнота жизни, природной и духовной, а не бессмертие души — вот что ждёт нас в конце пути. Пути, о котором не устаёт напоминать апостол адресатам своего послания.

Почему в ответ на вполне уместные вопросы («как воскреснут мертвые? и в каком теле придут?», 35), Павел называет вопрошателя «безрассудным»? Вероятно, это риторические вопросы. Тот, кто их задавал, не ожидал ответа, а утверждал: «Мертвые не могут воскреснуть в прежнем теле; их тела принадлежат другим — умерший стал травой, траву съела овца, овцу съел человек». Мысль о воскресении тела была для греческих философов непонятной и безумной (ср. Деян 17:32; 1 Кор. 1:22-23).

Разумеется, до конца понять «физику» воскресения мы сможем, видимо, лишь после того, как воскреснем (ср. Ин 16:12). Мы не понимаем и более простых вещей. Как из семени получается растение? Ученые могут ответить на этот детский вопрос лишь в общих чертах. Примечательно, что Апостол Павел говорит о новом теле, сравнивая воскресение с прорастанием зерна.

Его слова наполняют сердце радостью и благодарностью: нынешние тела, которым предстоит лечь в землю — тленные (т.е. подверженные распаду), слабые, уничиженные; а наши воскресшие тела будут нетленными и сильными; они будут подобны «славному телу» (Флп 3:21) воскресшего Христа.

Тленные тела не могут войти в Царство Божие (50); поэтому верующие, которые доживут до пришествия Христа, обретут новые тела. Это произойдет со всеми одновременно — «вдруг» (греч. «эн атомо»), то есть буквально в «неделимый» («атом») момент времени. Очевидно, об этом же событии — встрече воскресших и преображенных детей Божьих с воскресшим Спасителем — пишет Апостол в 1 Фес. 4:16-18.

Продолжая разговор о всеобщем воскресении, Павел, как бы полемизируя с неким неизвестным нам оппонентом, делает особый акцент на том, что воскресение невозможно без качественного изменения человеческой природы, которое на библейском языке называется преображением. По-видимому, многие из недавно обратившихся ко Христу язычников смотрели на воскресение ещё по-язычески, и у них возникал вполне резонный вопрос: не будет ли воскресение чем-то противоестественным, неким движением вспять, как если бы, к примеру, река вдруг потекла бы к истоку вместо устья (ст. 35)? Отвечая на этот вопрос, апостол указывает на то, что смерть не завершение пути и начало деградации, а лишь один из этапов того духовного движения, которое завершается полным преображением человека, идущего за Христом и приобщившегося к жизни Царства (ст. 36 – 38). Весь сотворённый Богом мир имеет отношение к тому, что называется «славой», под которой в Библии подразумевается присутствие Божие, хотя мера этой «славы» у каждого творения своя (ст. 39 – 41). Всё может быть преображено и будет преображено в конце времён, а мера славы определит место и качество каждого творения Божия в новом, преображённом мире. У человека же в Царстве свой, особый путь. Преображение человека предполагает прохождение через смерть и её преодоление (ст. 42 – 44).

Путь человека в этом отношении подобен земному пути Самого Спасителя, Который тоже прошёл через смерть для того, чтобы Царство могло войти в наш, ещё не преображённый мир. Говоря о «душевном теле», апостол, очевидно, имеет в виду ту непреображённую и повреждённую грехом человеческую природу, которая живёт преимущественно естественной, природной жизнью, оттесняющей на второй план жизнь духа. Но такое состояние человека является временным, ведь Бог с самого начала сотворил человека с тем, чтобы дать ему Царство во всей полноте. Грехопадение отсрочило и замедлило решение этой задачи, но не отменило её, и земной путь человека лишь тогда имеет смысл, когда он направлен к Царству и завершается в нём (ст. 45 – 49). А преображение человеческой природы — необходимый этап этого пути, ведь природа, в том числе природа человеческая, в её нынешнем состоянии для Царства не годится и в него не войдёт (ст. 50). Царство не какая-то особая христианская форма посмертного бытия, как, вероятно, думали некоторые христиане Коринфа, а полнота жизни, открывающаяся человеку в конце пути после преображения и обновления. Жизни, доступной каждому уже в этом, преображающемся, хотя ещё и не преображённом до конца, мире.