Мысли вслух на 1 Кор 15:28

Павел много и по-разному описывает динамику раскрытия Царства в мире. В принципе, здесь нет ничего удивительного: ведь мы живём в эпоху наступающего Царства, Павел, разумеется, прекрасно это понимает и старается донести до читателей своих посланий то, что считает важным сказать им по этому поводу. И вряд ли у кого-нибудь из христиан могли бы возникнуть сомнения в том, что в динамике раскрытия Царства отношения Иисуса со Своим небесным Отцом играют определяющую роль. Но как же понимать слова Павла о том, что Сын покорится Отцу лишь тогда, когда Отец покорит всё воле Сына? Разве Иисус не был абсолютно покорен воле Отца с самого начала? И всё же речь о полном подчинении человека Богу до полного преображения человеческой природы вести нельзя. И тут уже неважно, испорчена ли эта природа первородным грехом, или нет. Даже если бы человечество не имело в своей истории такой печальной страницы, как грехопадение, преображение человеческой природе всё равно было бы необходимо для того, чтобы войти в Царство. А если так, то до возвращения Спасителя и торжества Царства говорить о полной власти Бога над человеком не приходится, остаётся некий разрыв, который непреображённая природа преодолеть не в состоянии. Но даже если и так, то ведь Самого-то Спасителя всё это, вроде бы, касаться не должно: ведь Он воскрес уже в преображённом теле! Его человечность уже с момента воскресения ни в чём не была противоположна Его воле, и если до Воскресения Он мог ещё уставать или испытывать боль, то после Воскресения такое стало уже невозможным. И всё же: ведь Его жизнь неотделима от полноты Царства, которую Он несёт в Себе и через Свою Церковь отдаёт миру. И, как ни парадоксально это прозвучит, полнота Его преображения зависит от полноты преображения мира и человечества, она связана с ними, как голова с телом. Павел ведь не аллегорически и не символически называет Церковь телом Христовым: преображение Его человеческой природы не завершится до тех пор, пока не преобразится каждый, кто связан с Ним духовными отношениями, отношениями той любви, которой пронизано Царство. Но дыхание Царства — это дыхание Отца, входящее в мир через Сына, через то Царство, которое Сын принёс в мир. И Отец, действуя в мире через Сына, всё более приближает Его к Себе. С тем, чтобы в конце времён Бог стал «всем во всём».

Воскресение Христа — начало нового воскресшего человечества; именно в этом смысле Апостол Павел называет Его первенцем из умерших. Соединение христиан со Христом подобно таинственной связи всех людей с Адамом; мы все согрешили в Адаме, и поэтому смерть царствует над всеми людьми (ср. Рим 5:12-14). Адам — первый из людей, кто умер, и открыл собой эру смерти; Иисус — первый из людей, Кто воскрес и открыл Собой мессианскую эру воскресения.

Здесь сразу встает вопрос: «Почему же христиане продолжают умирать, и никто еще, кроме Самого Христа, не воскрес так, как Он — в новом теле, чтобы больше не умирать?» Ответ Апостола замечателен тем, что весь промежуток между воскресением Христа и воскресением тех, кто во Христе, умещается в одно короткое слово «потом» (1 Кор. 15:23).

Для Бога «один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» (2 Пет. 3:8). Мы не знаем, сколько продлится история мира от воскресения Христа до Его второго пришествия; уже прошло почти две тысячи лет. Но вся эта эпоха — не более чем краткий промежуток в Божьем замысле о мире и человеке; Писание называет его «последними днями» (ср. Евр 1:1-2; 2 Пет. 3:3).

В конце отрывка — мысль, которую спустя девятнадцать веков один из героев Достоевского выразит другими словами: «Если Бога и бессмертия нет, то все позволено». Слова «будем есть и пить, ибо завтра умрем» (1 Кор. 15:32) — цитата из пророчества Исайи (Ис 22:13); эти слова произносят пирующие и веселящиеся в осажденном и гибнущем Иерусалиме. В этом веселье нет надежды; но у нас есть надежда — Христос.

Продолжая разговор о всеобщем воскресении, Павел, как видно, не отделяет его от истории Царства, постепенно раскрывающегося в нашем преображающемся, но ещё не до конца преображённом мире. И только воскресение, но уж никак не бессмертие души, является для апостола подлинной победой над смертью. Собственно, вся история Царства оказывается для него чередой сменяющих друг друга этапов на пути к этой победе. Главная победа уже одержана — Христос воскрес из мёртвых, и Его воскресение становится залогом окончательного торжества Царства в конце времён (ст. 20). Он — первый, но за Ним последуют другие. Узловым противостоянием нынешней эпохи оказывается, по мысли апостола, противостояние Христа и Царства с его полнотой жизни той смерти, которая вошла в мир после грехопадения — смерти, которую не победить, надеясь лишь на бессмертие души (ст. 21 – 22). Но воскресение — процесс, требующий времени, времени, которое можно измерить также и по часам нашего, преображающегося, но ещё не до конца преображённого мира. Это неудивительно: ведь Царство не чуждо нашему миру, оно входит в него с тем, чтобы преобразить его полностью, и история Царства не может протекать отдельно от истории, ещё продолжающейся по инерции в нашем мире, хотя смысл и движущая сила её исчерпались с приходом Спасителя.

По свидетельству евангелиста, процесс всеобщего воскресения начался в момент крестной смерти Спасителя (Мф. 27 : 50 – 53), а завершится он, по словам Павла, в день Его возвращения (ст. 23). Именно в этот день Церковь явит миру свою полноту как полноту тела Христова, о которой говорил апостол. Искавшие Царства и нашедшие его в нынешнюю эпоху смогут до конца насладиться той полнотой жизни, которую сегодня, даже соприкоснувшись с Царством, мы переживаем лишь отчасти. Для тех же, кто не искал ничего, этот день станет днём того последнего Суда, на котором решится их судьба в вечности (ст. 24 – 25). Без такого суда невозможно завершение нынешнего исторического этапа, так же, как невозможно без него полное и окончательное торжество Христа и Царства над той смертью, которая вошла в мир с грехопадением (ст. 26 – 28). Только такая перспектива придаёт смысл христианству и христианской жизни, иначе не стоит и начинать, ведь, если мир навсегда останется таким, какой он есть сейчас, то лучше уж действительно, следуя известной поговорке, «есть, пить и веселиться, пока живы» (ст. 29 – 33). Христианство не религия, а жизнь в Царстве, а потому идти за Христом имеет смысл лишь тому, для кого это Царство важнее всего, что он имеет или может найти в нашем, ещё не преображённом мире.