Библия-Центр
РУ
Вся Библия
New International Version (en)
Поделиться

Job, Chapter 3,  verse 8

May those who curse days2 3:8 Or the sea curse that day,
those who are ready to rouse Leviathan.
Читать далее:Job, Chapter 3
Комментарии:
Комментарий к текущему отрывку
Комментарий к книге
Комментарий к разделу

8 "Проклинающие день", т.е. враги света, действующие во тьме, или чародеи, считавшиеся способными изменить своими заклинаниями череду удачных и неудачных дней и навести затмение- "разбудить левиафана", который временно проглатывал солнце.


"Левиафан" (или дракон, змей бегущий - ср Иов 26:13; Иов 40:20; Ис 27:1; Ис 51:9; Ам 9:3; Пс 73:14; Пс 103:26) был в финикийской мифологии чудовищем первобытного хаоса (ср Иов 7:12). Народное воображение всегда боялось его пробуждения, которое будто бы происходило, когда проклинался существующий порядок вещей. Дракон в Откр 12:3, воплощающий силы зла, сопротивляющиеся Богу, носит некоторые черты этого змея.


Книга Иова — художественный и философский шедевр письменности мудрых Израиля. Она начинается прологом в прозе, повествующим об испытаниях, постигших праведного Иова (Иов 1-2). Затем следует большой поэтический диалог, составляющий главную часть книги. Его открывает беседа Иова с тремя друзьями (три цикла речей: Иов 3-14; Иов 15-21; Иов 22-27). Собеседники сопоставляют свои представления о Божьей справедливости. Личность каждого из них ярко обрисована. Елифаз говорит с умеренностью, свойственной его возрасту, но в то же время со строгостью, в которой сказывается его жизненный опыт, и часто употребляет сентенции. Софар представляет собою тип увлекающегося юноши, а Виллад — резонера. Но все трое защищают традиционное учение о земном воздаянии: если Иов страдает — значит он согрешил, он может казаться праведным в своих собственных глазах, но он не таков в очах Божиих. Этим традиционным положениям Иов противопоставляет свой мучительный опыт и указывает на царящую в мире несправедливость. Он непрестанно сталкивается с непостижимой для него тайной страдания праведников. За что Бог праведный карает их! Выражения протеста перемежаются у него со словами покорности, и это чередующееся движение достигает вершины в исповедании им веры (Иов 19) и заключительном утверждении своей невиновности (Иов 31). В диалог включается новое действующее лицо — Елиуй, который не согласен ни с Иовом, ни с его друзьями и стремится оправдать образ действия Бога (Иов 32-37). Его прерывает Сам Ягве, Который «из бури», как в древних теофаниях, отвечает Иову. Он отказывается давать ему отчет в своих действиях, ибо человек не имеет права судить бесконечно мудрого и всемогущего Бога. Иов признает, что ошибался (Иов 38:1-42:6). Явление Бога вносит в душу страдальца мир и просветление. Когда человек встречает Бога, тайна Божия становится для него приемлемой, хотя и продолжает оставаться тайной. Книга заканчивается эпилогом в прозе: Ягве порицает трех собеседников Иова и щедро вознаграждает праведника за все его страдания (Иов 42:7-17).

Главное действующее лицо драмы — Иов — жил по преданию во времена праотцев, на границах Аравии и Едомг в местности, славившейся своими мудрецами (Иер 49:7; Вар 3:22-23; Авд 1:8). Оттуда происходят и три его друга. Его считали великим праведником (ср. Иез 14), оставшимся верным Богу в исключительном испытании.

Подлинность некоторых мест диалога оспаривалась. Поэма о Премудрости (Иов 28) вряд ли может быть вложена в уста Иова, так как она уже содержит тот ответ, который Бог дает ему в дальнейшем. Но это произведение, несомненно, возникло в той же литературной среде, может быть даже принадлежит тому же автору и было написано параллельно с книгой. Некоторая непоследовательность в гл. 24—27 объясняется, вероятно, погрешностями рукописной передачи или редакционными переделками.

Более серьезны возражения против принадлежности к основному тексту речей Елиуя, Иов 32-37. Это действующее лицо выступает неожиданно, и Ягве прерывает его, как бы не принимая его речь во внимание. Словарный состав и стиль этих глав, обогащающих в известной мере содержание книги, также иные.

Автор кн Иова по всей вероятности — израильтянин, воспитанный на книгах пророков и на учении мудрых. По-видимому, он жил в Палестине, но путешествовал и, в частности, бывал в Египте. Книга написана, вероятно, после кн Иеремии и Иезекииля: в ней встречается немало арамеизмов. Это указывает на послепленную эпоху, когда неотступная мысль о судьбе нации уступает место интересу к судьбе отдельных личностей. Наиболее правдоподобной датой является начало 5 в. до н.э.

Книга Иова ставит новую для Ветхого Завета проблему: о смысле страданий, посылаемых Богом праведнику. Трагическая окраска всей книги, с одной стороны, ее заключение, сообщающее о материальном воздаянии за перенесенные Иовом страдания, с другой, показывают, что данная проблема может быть окончательно решена только в свете Нового Завета. На мучительный вопрос Иова отвечает ап. Павел: «Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим 8:18); «восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь» (Кол 1:24).

«Книгами Премудрости» или «мудрых» называют пять книг: Иова, Притчей, Екклесиаста, Иисуса сына Сирахова и Премудрости Соломоновой. К ним присоединили Псалтирь и Песнь Песней, в которых мы находим ту же направленность мысли, выраженной в поэтической форме. Произведения такого рода были распространены на всем древнем Востоке. В Египте на протяжении его вековой истории появилось немало книг мудрости. В Месопотамии, начиная с шумерийской эпохи, составлялись притчи, басни, поэмы о страдании, в какой-то мере напоминающие нам кн. Иова. Эта месопотамская мудрость проникла в Ханаан: в Рас-Шамре были найдены тексты о мудрости на аккадском языке. «Премудрость Ахиахара», появившаяся в Ассирии и распространившаяся в кругах, говоривших по-арамейски, была затем переведена на несколько древних языков. Этот род мудрости по существу международен и не является собственно религиозным. В центре внимания мудрых стоит жизненный путь человека, но их метод — не философская рефлексия, как у греков, а собирание плодов жизненного опыта. Они преподают искусство жить и находиться на интеллектуальном уровне своей среды и эпохи; учат человека сообразовываться с порядком мироздания и указывают, как достигать счастья и успеха. Однако их советы не всегда приводят к желанным результатам, и этот опыт служит исходной точкой пессимизма, которым проникнут ряд произведений мудрости как в Египте, так и в Месопотамии.

Такая мудрость процветала и у израильтян. Характерно, что израильские мудрецы признавали свою связь с мудростью «сынов Востока и Египта» и лучшей похвалой премудрости Соломона считали утверждение о ее превосходстве над мудростью языческой (3 Цар 4:29). Широкой известностью пользовались аравийские и едомские мудрецы (Иер 49:7; Вар 3:22-23; Авд 1:8). Иов и его три друга-мудреца жили в Едоме. Автор кн. Товита знал Премудрость Ахиахара, а Притч 22:17-23:11 напоминают египетские изречения Аменемопе. Некоторые псалмы приписаны Еману и Ефану, которые, согласно 3 Цар 4:31, были ханаанскими мудрецами. Притчи содержат Слова Агура (Притч 30:1-14) и Слова Лемуила (Притч 31:1-9), которые оба происходили из племени Масса, жившего в северной Аравии (Быт 25:14).

Поэтому не удивительно, что первые израильские произведения мудрости во многом родственны произведениям соседних народов. Наиболее древние части кн. Притч содержат одни только предписания человеческой мудрости. Самые важные богословские темы Ветхого Завета: Закон, Союз-Завет, Избрание, Спасение — в этих книгах почти не затрагиваются. Исключение составляют кн. Иисуса сына Сирахова и Премудрости Соломоновой, написанные значительно позже. Израильские мудрецы как будто бы не интересуются историей и будущим своего народа. Подобно своим восточным собратьям, они больше заняты личной судьбой человека, но рассматривают ее в более высоком плане — в освещении религии Ягве. Таким образом, несмотря на общность происхождения, между мудростью языческой и израильской имеется существенное различие, усиливающееся по мере того, как постепенно раскрывается Откровение.

Противопоставление мудрости и безумия становится противопоставлением правды и неправды, благочестия и нечестия. Истинная премудрость — это страх Божий, а страх Божий — синоним благочестия. Если восточную мудрость можно определить как своего рода гуманизм, то премудрость израильскую можно назвать гуманизмом религиозным.

Однако эта религиозная ценность премудрости выявилась не сразу. Содержание евр. термина «хохма» весьма сложно. Он может обозначать ловкость движений или профессиональную сноровку, политическое чутье, проницательность, а также и хитрость, умение, искусство магии. Такая человеческая мудрость может служить как добру, так и злу, и эта двузначность в какой-то мере объясняет отрицательные суждения некоторых пророков о мудрецах (Ис 5:21; Ис 29:14; Иер 8:9). Этим объясняется также, что в евр. письменности тема Премудрости Божией (евр. «хохмот» — множ. число, употребляемое в значении превосходной степени) появляется довольно поздно, хотя происхождение мудрости от Бога никогда не отрицалось, и уже в Угорите мудрость считалась свойством великого бога Эла. Только после Плена стали утверждать, что Бог мудр Премудростью надмирной, действие которой человек видит в творении, но которая в своей сущности недосягаема и «неисследима» (Иов 28; Иов 38-39; Сир 1:1-10; Сир 16:24 сл; Сир 39:12 сл; Сир 42:15-43:33 и т.д.). В большом прологе кн. Притч (Притч 1-9) Премудрость Божия говорит как некое лицо, она присуща Богу от вечности и действует с Ним в творении (гл. обр. Притч 8:22-31). В Сир 24 Премудрость сама свидетельствует, что она вышла из уст Всевышнего, обитает на небесах и послана Израилю от Бога. В Прем 7:22-8:1 она определена как излияние славы Всемогущего, образ Его совершенства. Так Премудрость, являясь свойством Божиим, отделяется от Него и представляется как Личность. Для ветхозаветного человека эти выражения являются, по-видимому, яркими поэтическими сравнениями, но в них уже заложена тайна, подготавливающая откровение Св. Троицы. Подобно Логосу в евангелии от Иоанна, эта Премудрость одновременно и в Боге и вне Бога, и во всех этих текстах обосновывается наименование «Премудрость Божия», которое ап. Павел дает Христу (1 Кор 1:24).

Вопрос об участи человека тесно связан у мудрецов с проблемой воздаяния. В древних частях Притч (Притч 3:33-35; Притч 9:6, Притч 9:18) Премудрость, т.е. праведность, непременно ведет к благополучию, а безумие, т.е. нечестие, приводит к разорению, ибо Богу свойственно награждать добрых и наказывать злых. Однако жизненный опыт зачастую как будто противоречит такому взгляду. Как объяснить бедствия, постигающие праведников? Этой проблеме посвящена кн. Иова. Те же вопросы, хотя и в несколько другом аспекте, тревожат Екклесиаста. Сын Сирахов в основном придерживается традиционных взглядов и хвалит счастье мудрого (Сир 14:21-15:10), но его преследует мысль о смерти. Он знает, что все зависит от этого последнего часа: «Легко для Господа в день смерти воздать человеку по делам его» (Сир 11:26, ср Сир 1:13; Сир 7:36; Сир 28:6; Сир 41:12). Он смутно предчувствует откровение о конечной участи человека. Вскоре после него пророк Даниил (Дан 12:2) уже ясно выражает веру в загробное воздаяние, связанное с верой в воскресение мертвых, так как евр. мысль не представляет себе жизни духа, отделенного от плоти. Параллельное и вместе с тем более разработанное учение появляется в александрийском иудаизме. Учение Платона о бессмертии души помогло евр. мысли осознать, что «Бог создал человека для нетления» (Прем 2:23) и после смерти праведники вкусят вечное блаженство у Бога, а нечестивые получат заслуженное наказание (Прем 3:1-12).

Исходной формой письменности мудрых можно считать машал (в русском переводе — притча). Таково во множественном числе заглавие книги, которую мы называем кн. Притчей. Машал — это краткое, выразительное изречение, близкое к народной мудрости, сохранившейся в пословицах. Древние сборники притчей содержат лишь подобные краткие изречения, но со временем машал развивается, достигая размеров небольшой притчи или аллегорического повествования. Это развитие, ясно выраженное в дополнительных разделах и особенно в прологе кн. Притчей (Притч 1-9), ускоряется в последующих книгах мудрых: кн. Иова и Премудрости Соломоновой представляют собой крупные литературные произведения.

Первоначальное происхождение мудрости следует искать в жизни семьи или рода. Наблюдения над природой или людьми, накоплявшиеся из поколения в поколение, выражались в изречениях, в народных поговорках, в пословицах, имевших моральный характер и служивших правилами поведения. Аналогично происхождение первых формулировок обычного права, которые иногда близки не только по содержанию, но и по форме изречениям мудрости. Эта традиция народной мудрости продолжала существовать параллельно с возникновением письменных сборников мудрости. Ей обязаны своим происхождением, напр., притчи в 1 Цар 24:14; 3 Цар 20:11, басни в Суд 9:8-15, басня в 4 Цар 14:9. Даже пророки черпали из этого наследия (напр. Ис 28:24-28; Иер 17:5-11).

Краткие изречения, запечатлевающиеся в памяти, предназначаются для устной передачи. Отец или мать учит им своего сына дома (Притч Притч 1:8; Притч 4:1; Притч 31:1; Сир 3:1), а затем мудрые продолжают преподавать их в своих школах (Сир 41:23; Сир 41:26; ср Притч 7:1 сл; Притч 9:1 сл). С течением времени мудрость становится привилегией образованного класса: мудрые и книжники фигурируют рядом в Иер 8:8-9. Сын Сирахов Сир 38:24-39:11 восхваляет профессию книжника, дающую ему возможность приобретать мудрость в противоположность ручным ремеслам. Из книжников выходили царские чиновники, и учение мудрости культивировалось сначала при дворе. То же самое происходило и в других центрах восточной мудрости, в Египте и в Месопотамии. Один из сборников притчей Соломона был составлен «мужами Езекии, царя Иудейского», Притч 25:1. Эти мудрецы не только собирали древние изречения, но и сами писали. Два произведения, составленные, по всей вероятности, при дворе Соломона — история Иосифа и история преемства престола Давидова — можно тоже рассматривать как писания мудрых.

Таким образом, круги мудрых значительно отличаются от той среды, в которой появились священнические и пророческие писания. Иер 18:18 перечисляет три различных класса — священников, мудрых и пророков. Мудрые не особенно интересуются культом, их как будто не волнуют несчастья их народа и не захватывает поддерживающая его великая надежда. Однако в эпоху Плена эти три течения сливаются. В прологе Притчей слышится тон пророческой проповеди, в кн. Сир (Сир 44-49) и Прем (Прем 10-19) содержится много размышлений над Священной историей; сын Сирахов почитает священство, ревнует о культе и даже отождествляет Премудрость и Закон (Сир 24:23-34): перед нами уже союз книжника (или мудрого) с законоучителем, который можно видеть и в евр. среде евангельских времен.

Так завершается долгий путь, начало которому в ВЗ положил Соломон. Все учение мудрых, постепенно преподававшееся избранному народу, подготавливало умы к восприятию нового откровения — откровения Воплощенной Премудрости, которая «больше Соломона» (Мф 12:42).

Скрыть
Комментарий к текущему отрывку
Комментарий к книге
Комментарий к разделу

8 Исполнению желания Иова могут помочь заклинатели, способные своею силою разбудить левиафана. Употребляемое в Библии для обозначения страшных пресмыкающихся ( Пс 73:14 ; 103:26 ; Ис 27:1 ), выражение «левиафан», указывает, как думают, в настоящем случае на враждебное солнцу и луне созвездие, поглощающее их, благодаря, между прочим, чарам заклинателей, и тем производящее затмение. Отсутствие библейских указаний на существование среди евреев веры в такое созвездие не говорит против возможности приведенного объяснения: автор мог пользоваться не отмеченным в Библии народным поверьем. У других народов — китайцев и индийцев — оно существовало.


Название книги. Место и время жизни Иова. Книга Нова (евр. בויא, греч. 'Ιὼβ) получила свое название от главного действующего в ней лица, история бедствий которого послужила для автора поводом к решению вопроса о причинах страданий праведника.

В книге своего имени Иов выступает со всеми признаками лица исторического: в ней указывается его происхождение, время и место жизни, ее продолжительность, дана характеристика семейной жизни страдальца, общественного положения и т. п. В противоположность этому еще Феодор Мопсуетский отрицал существование Иова, считая книгу его имени собранием басен. Одинаковый с ним взгляд высказывали еврейские раввины Реш-Лакиш и Самуил бар-Нахман. «Иова, — замечает последний, — никогда не существовало; он не был тварным человеком, но притчею, подобною той, которую Нафан предложил Давиду» (Талмуд. Бава-Батра, 15a). Крайность подобного взгляда, повторенного впоследствии Салмазием, Михаэлисом, Августи и де Ветте, сознавалась уже самими раввинами, из которых Хай-Гаон (1000 г.) изменил слова Самуила бар-Нахмана следующим образом: «Иов существовал, но он был сотворен, чтобы стать притчею». И действительно, отрицание существования Иова не мирится со свидетельством Св. Писания Ветхого и Нового Завета. «Сын человеческий, — говорит Господь пророку Иезекиилю, — если бы какая земля согрешила предо Мной... и я послал бы на нее голод и стал губить в ней людей и скот; и если бы нашлись в ней сии три мужа: Ной, Даниил и Иов, то они праведностью своею спасли бы только свои души... не спасли бы ни сыновей, ни дочерей, а только они спаслись бы» (Иез 14:13-20). Упоминание об Иове наравне с несомненно историческими лицами — Ноем и Даниилом — не допускает никакого сомнения в историческом характере его личности. Историческую достоверность страданий Иова, следовательно и его самого, признают и известные слова ап. Иакова: «вот мы ублажаем тех, которые терпели. Вы слышали о терпении Иова и видели конец оного от Господа» (Иак 5:11). Указывают еще на то, что имя Иова — символическое имя — «враждующий»; оно могло быть дано ему вследствие представления писателя, что он враждовал против Бога и друзей, следовательно, в соответствии с изображенным в книге его характеру, т. е. оно — имя вымышленное. Если же вымышлено самое имя, то нет препятствий думать, что вымышлено и самое лицо. Но, как видно из Библии, у евреев многие имена — Авраам, Израиль — имели символический характер, поскольку ими обозначались известные обстоятельства, а потому из символизма имени нельзя заключать о неисторичности лица. В устах народа Иов мог получить данное имя после своего несчастья, благодаря обнаружившемуся в бедствиях характеру. Об этом, может быть, и говорит приписка текста LXX, замечающая, что он ранее назывался Иоавом.

Если Иов — лицо вполне историческое, то возникает естественный вопрос о месте и времени его жизни. По словам самой книги, он жил в земле Уц, «во стране Авситидийстей», как называют ее LXX толковников (Иов 1:1). Но где именно находилась данная местность, с определенностью сказать нельзя. Замечание находящейся в конце книги по чтению LXX приписки: «на границах Идумеи и Аравии» (Иов 42:17) так же обще, как и указание 3 ст. 1 гл., что Иов был «знаменитее всех сынов Востока», т. е. арабов (см. толкование на этот стих); а упоминание о земле Уц в кн. пророка Иеремии (Иер 25:20) и в кн. Плач (Плач 4:21) не выясняет ее положения. Правда, слова кн. Плач: «радуйся и веселись, дщерь Едома, живущая в земле Уц», дают, по-видимому, право думать, что Уц находилась в Идумее, составляла ее область. Но подобное предположение опровергается 20 и 21 ст. 25 гл. кн. пророка Иеремии, из которых видно, что земля Уц, упоминаемая отдельно от Идумеи, не входила в ее пределы. Если же пророк приписывает ее идумеянам, то это объясняется, по словам Эвальда, тем, что земля Уц была отдана им Навуходоносором за ту помощь, которую они оказали халдеям при завоевании Иудеи. Что касается Иер 25:20-38, то некоторые усматривают в данных стихах перечисление сопредельных стран и сообразно с этим местоположение Уц указывают между Египтом и Иудеею, на юго-восток о дней и на восток от Идумеи. Справедливость подобного соображения ослабляется 21 и 22 ст. данной главы, свидетельствующими, что при перечислении стран пророк не руководился началом сопредельности.

Отсутствие библейских указаний на местоположение земли Уц побуждает экзегетов прибегать к разного рода догадкам. Предполагают, что земля Уц получила свое название от имени Уц, усвояемого Библией трем лицам: старшему сыну Арама, внуку Сима (Быт 10:23), старшему сыну Нахора, брата Аврама (Быт 22:21) и первенцу Дишана, младшего сына Сеира Хорреяина (Быт 36:28). Объясняя подобным образом происхождение названия Уц, местоположение данной земли указывают или в Сирии, стране Арама, или в Месопотамии, на берегах Евфрата, где жил Нахор, или же, наконец, в Идумее. Что касается последнего взгляда, то он не может быть признан справедливым по вышеуказанным основаниям. Мнение о положении земли Уц в пределах Месопотамии нашло себе место в александрийской редакции греческой приписки Иова. В ней он называется живущим на берегах Евфрата, а его друг Валдад — сыном Амнона Ховарского (Ховар — приток Евфрата). Несмотря на свою древность (приписка известна уже Оригену), и данный взгляд едва ли можно признан справедливым. Он не мирится с замечанием 19 ст. 1 гл. кн. Иова, что ветер, разрушивший дом его старшего сына, пришел «от пустыни», «из стран, лежащих по ту сторону пустыни», и со словами Елиуя «буря идет с юга» (Иов 37:9). Взятые вместе, эти два выражения дают понять, что земля Уц находилась около северных пределов пустыни или в них самих. Месопотамию же нельзя считать пустынею. Что касается предположения о положении Уц в пределах Сирии, то оно подтверждается свидетельством древних писателей. Так, Евсевий Кесарийский, повторяя слова Иосифа Флавия, что Уц, сын Арама, был основателем Трахонитиды (все базальтовое пространство на восточной стороне Иордана, ограниченное на юге Галаадскими горами, а на севере сопредельное Дамаску) и Дамаска (Иуд. древности I, 6), прибавляет: «отсюда происходил Иов» (De originibus. XI, 2. 6). По словам другого его сочинения (Ономастикона), Иов жил в Ватанее, древнем Васане, в местности, называвшейся при нем Astaroth Karnaim. Того же взгляда держится и блаж. Иероним (Liber de situ et nominis nebraeorum), замечая, что греческое наименование страны «Авситида» — то же самое, что «Уситида», — дано ей по имени Уца, сына Арама, заселившего со своим потомством Трахонитиду (толкование на Х гл. 23 ст. кн. Бытия). В Ватанее указывают местожительство Иова и арабские писатели, — историки Mugir-ed din el Hambeli и Abulfeda и географ Muhammed el-Makdesi: «Иову, говорят два первые, принадлежала Дамасская провинция Ватанея». Наглядным выражением данного предания служил сооруженный в области Дамаска монастырь в честь многострадального Иова (Volck. Calendarium Syriacum. С. 29).

Указывая в общих чертах местожительство Иова, находящаяся в конце книги по тексту LXX приписка определяет и время его жизни. По ее словам, он был пятым от Авраама, т. е. жил в патриархальный период, но позднее Авраама. Справедливость последнего замечания подтверждается тем, что два друга Иова — Елифаз и Валдад происходят от Авраама, первый через Фемана, внука Исава, второй через Савхея, сына Авраама от Хеттуры (см. прим. к 2:11). Не менее достоверным признается и общее определение времени жизни Иова — в патриархальный период. По крайней мере, черты его быта вполне напоминают быт патриархальный. И прежде всего, подобно патриархам, Иов объединяет в своем лице права главы семьи с обязанностями священника. За отсутствием класса священников сам приносит жертвы (Иов 1:5; ср. Быт 8:20; Быт 12:7; Быт 22:2; Быт 26:25; Быт 28:18; Быт 35:7). Характеру домоисеевого патриархального времени вполне соответствует и та особенность, что приносимая Иовом жертва всесожжения является жертвою очистительною. Хотя по закону Моисееву подобное значение усвояется всякой кровавой жертве и в том числе — всесожжения (Лев 1:4), но для очищения от греха установлены две специальные, неизвестные книге Иова, жертвы, — за грех (Лев 4:29.32.33) и повинности (Лев 5:6; Лев 7:1). Неразвитости культа соответствует свойственная древности простота общественных отношений. За отсутствием правящей власти в виде царей или судей, суд производится народными старейшинами (Иов 29:7-25; ср. Быт 23:5-6). Показателем глубокой древности является далее способ письма, — вырезание букв на камне (Иов 19:24), употребление относимой Пятикнижием к патриархальным временам монеты «кеситы» (Иов 42:11; Быт 33:19), тех же, что и при патриархах, музыкальных инструментов (Иов 21:12; Иов 30:31; Быт 4:21; Быт 31:27), долголетие Иова и, наконец, замалчивание фактов после Моисеевского времени при знакомстве с событиями раннего времени, — истреблением Содома (Иов 18:15), потопом (Иов 22:16).

Время написания кн. Иова и ее автор. Обычными данными для решения вопроса о времени написания и авторе той или другой священной книги служат ее собственные показания и свидетельства других священных писателей. Но сама книга Иова не содержит строго определенных указаний на время своего составления, а из посторонних свидетельств известно лишь свидетельство о ней пророка Иезекииля. Его слова: «Ной, Даниил и Иов не спасли бы ни сыновей, ни дочерей от четырех тяжких казней: меча, голода, лютых зверей и моровой язвы» (Иов 14:14-21) представляют почти буквальное повторение слов Елифаза (Иов 5:20.22) и тем самым указывают на существование к его времени кн. Иова. Благодаря подобным условиям, вопрос о времени ее написания и авторе вызывал и вызывает в экзегетической литературе самые разнообразные ответы. На пространстве времени от Моисея до пророка Иезекииля и позже нет ни одного периода и эпохи, к которым не находили бы возможным приурочить написание нашей книги. И прежде всего, по мнению Талмуда (Jer. Sota. V, 8. 6; Бава-Батра, 15a), разделяемому Оригеном, блаж. Иеронимом, Полихронием и высказанному в новейшее время Карпцовием, Эйхгорном, Яном, Бертольдом и Эбрардом, книга Иова написана в век Моисея. В подтверждение подобного взгляда указывают не только на ее незнакомство с законом, пророками, историей и религиозной терминологией Израиля, но и на сходство с Пятикнижием в языке. Некоторые еврейские слова и целые фразы употребляются только в этих двух книгах и более нигде. Таковы: semez — «молва», «слух» (Иов 4:12; Исх 32:25), maschasch — «ощупывать» (Иов 5:14; Втор 28:29), Kesita (Быт 33:19; Иов 42:11), «доколе дыхание Его во мне и дух Его в ноздрях моих» (Иов 27:3; Быт 2:7), «умер Иов, насыщенный жизнью» (Иов 42:17; ср. Быт 15:15; Быт 25:8; Быт 35:29). По другому взгляду, к защитникам которого принадлежат раввин Натан, отцы церкви — Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и ортодоксальные протестантские, а равно и католические экзегеты — Геферник, Ган, Кейль, Делич, Калмет, Корнели, Вигуру, Кнабенбауер и др., книга Иова написана в период расцвета еврейской литературы и поэзии, — в век Соломона. Ему она соответствует по характеру, содержанию, форме и языку. Дидактическая по духу, она как нельзя более подходит к тому учительному направлению, которое выразилось в псалмах, притчах, Екклезиасте, и с ними же совпадает в отдельных пунктах вероучения. Таково учение о божественной премудрости, ее трансцендентности, участии в творении мира (Иов 28; Притч 1-9, особенно Притч 8), и о загробном существовании человека. По вопросу о нем кн. Иова высказывает те же самые взгляды, что и псалмы времени Давида и Соломона. В них автор оказывается сыном той эпохи, к которой принадлежал Еман, составитель 87-го Пс (Иов 14:13; Пс 87:6; Иов 14:12; Пс 87:11; Иов 14:21; Пс 87:13 и т. п.) Совпадая с Пс 87 во взгляде на загробное существование, кн. Иова сходна с Пс 87 в названии обитателей шеола «рефаимами» (Иов 26:5; Пс 87:11); подземного мира — «аваддоном» (Иов 26:6; Пс 87:12) и с Пс 88 в наименовании ангелов «святыми» (Иов 5:1; Иов 15:15; Пс 88:8). Общими для всех трех являются также отдельные мысли и выражения (ср. Иов 7:7; Пс 88:48; Иов 14:14; Пс 88:49; Иов 16:19; Пс 88:38; Иов 19:8.13-14.17; Пс 87:9; Иов 26:12; Пс 88:10). Равным образом при раскрытии сходного учения употребляются одинаковые обороты у Иов 14:2 и в Пс 36:2; Иов 15:35 и в Пс 7:15; Иов 17:9 и в Пс 55:2-7; Пс 62:8-9; Пс 72:26-28; Пс 93:16-19; Иов 15:25-26 и в Пс 72:3-9; Пс 74:5-6; Иов 22:11 и в Пс 17:17; Иов 22:13 и в Пс 72:11; Иов 36:16 и в Пс 17:20; Иов 5:3 и в Притч 24:30; Иов 5:17 и в Притч 3:11; Иов 18:5; Иов 21:17 и Притч 13:9; Притч 20:20; Притч 24:29; Иов 28:18 и в Притч 3:15 и т. п. Наконец, некоторые еврейские выражения, как, напр. алас — «веселиться» (Иов 20:18; Притч 12:18), тахбулот — «намерения» (Иов 37:12; Притч 1:5), встречаются только в кн. Иова и произведениях Соломона. Как написанная в век Соломона, книга Иова была известна, говорят защитники рассматриваемого взгляда, последующим библейским писателям, заимствовавшим из нее некоторые выражения. Так, слова Амоса Иов 5:8: «кто сотворил семизвездие и Орион», взяты у Иов 9:9; слова Ис 40:2: «кончилось время борьбы его» у Иов 7:1; Ис 44:24-25: «Господь один распростер небеса» у Иов 9:8; Иов 19:5: «истощатся воды в море, и река иссякнет и высохнет» у Иов 14:11; Иов 19:11: «обезумели князья Цоанские, совет мудрых советников фараоновых стал бессмыслен» у Иов 12:24 (ср. еще Иов 10:16 и Ис 38:13; Иов 38:17 и Ис 38:10 и т. п.). Если с книгою Иова знаком Амос и Исаия, то она появилась не позже Соломона и его века, так как от смерти Соломона до Иеровоама II-го, современника Амоса, не появлялись ветхозаветные книги, и некому было писать их.

В то время как совпадения кн. Иова с псалмами, притчами, кн. пророков Амоса, Исаии и Иеремии (Иов 3, Иер 20) дают вышеперечисленным экзегетам право считать ее написанною в век Соломона, в руках других ученых эти данные превращаются в доказательства ее позднейшего происхождения. Не Амос, Исаия и Иеремия были знакомы с кн. Иова, а, наоборот, автор последней — с их произведениями. Она позднее их, написана после Езекии, как рассуждает Ригм, или, по крайней мере, в век Исаии, как утверждает Штракк. Из других экзегетов Эвальд и Ренан относят составление кн. Иова ко временам Манассии; Гирцель — ко временам отведения Иохаза в плен, так как ее автор обнаруживает знакомство с Египтом; Шрадер, Нольдеке, Рейс — к эпохе ассирийского пленения, на что указывает будто бы Иов 12:14-24. Самою позднею датою составления книги Иова считается у ученых отрицательного направления (Гроций, Клерик, Шрадер, Дильман) период после плена вавилонского. Данному времени она принадлежит будто бы потому, что носит в языке сильную арамейскую окраску, свойственную только послепленным библейским писателям; в грамматических формах и оборотах имеет себе параллель в Пс 136, у Даниила и таргумах и, наконец, в некоторых пунктах вероучения (о сатане, ангелах-хранителях, — Иов 1-2; Иов 5:1; Иов 33:23) сходна с кн. Даниила (Дан Иов 4:10.14) и Захарии (Зах Иов 3:1-3).

Только что перечисленные мнения западных библеистов нашли себе место и в русской, посвященной кн. Иова, литературе. Так, митрополит Филарет (Кн. Иова в русском переводе с краткими объяснениями), преосвященный Агафангел (Св. Иов многострадальный) и арх. Ф. Бухарев (Св. Иов многострадальный) относят ее к числу древнейших произведений библейской письменности. «Догадкою, — говорит первый, — ко времени патриархов относится кн. Иова». Она, замечает последний, произошла прежде Моисеева законодательства» (с. 4). Епископ Ириней (Орда) считает книгу Иова написанною при Езекии (Руководство к последовательному чтению учительных книг Ветхого Завета); митрополит киевский Арсений (Введение в Св. книги Ветхого Завета. Труды Киев. д. ак. 1873, II) и проф. Юнгеров (Общее историко-критическое введение в свящ. кн. Ветхого Завета. с. 25; Происхождение кн. Иова. Правосл. Собеседник. 1906, март, с. 334) — перед пленом вавилонским; г. Писарев (О происхождении кн. Иова. Прав. обозрение. 1865, май) и Афанасьев (Учительные кн. Ветхого Завета) — в век Соломона, а преосв. Филарет, еп. рижский (Происхождение кн. Иова), основываясь на ее сходстве со всеми каноническими книгами, выдает ее за самое последнее по времени произведение библейской письменности.

Книга Иова — одно из самых ранних и самых поздних произведений ветхозаветной канонической письменности, таковы два крайних мнения о времени ее происхождения. Но что касается первого, то оно допускает невозможный и невероятный факт появления в начале письменности такого произведения, которое по содержанию является верхом религиозной рефлексии, а по форме — одним из величайших поэтических произведений всего мира, — совершеннейшей по плану и величественной по выполнению поэмой. Периоду законодательства не свойственны отвлеченные теоретические рассуждения, тем более те, с которыми встречаемся в кн. Иова. В частности, творения Моисея проникнуты верою в божественное правосудие и строгое соответствие благочестия земному благополучию, а книга Иова не только выражает сомнение в этом, но и доходит до прямого отрицания правды в деле божественного мироправления (см. Иов 9-12). По учению Моисея, счастье праведника, награда за благочестие заключается в пользовании земными благами (Втор 28). Иов же как не радовался многому богатству своему и приобретению руки своей (Иов 31:25), так точно не впал в уныние, лишившись их (Иов 1:21). Для него, благочестивого человека, земные блага не составляют высшей награды; таковою служит сам Бог (Иов 22:25), высшим благом — сознание преданности Ему (Иов 6:10). Одним словом, в деле развития религиозного и нравственного сознания кн. Иова представляет по сравнению с Пятикнижием несомненный шаг вперед. Появление их в один век — дело невозможное. Не может быть допущено и второе мнение. За допленное происхождение книги Иова говорят вышеприведенные слова пророка Иезекииля. Повторяя Иов 5:20-22, они предполагают ее существование. Что касается отмечаемых экзегетами признаков ее послепленного происхождения (учение о сатане и ангелах-хранителях), то они не имеют подобного значения. Учение о добрых духах, в частности об ангелах-хранителях, встречается уже в кн. Бытия (Иов 28:12-22; Иов 32:1-2; Быт 48:16) и раскрыто в Пс 90, а кн. Царств говорят о злом, лживом духе (1 Цар 16:14-15.23; 3 Цар 22:19-23). Ввиду этого нет достаточных оснований считать такое же точно учение кн. Иова заимствованным от персов в послепленный период.

Книга Иова составлена в промежуток времени между Моисеем и пленом вавилонским, всего вероятнее, в век Соломона.

Если время написания кн. Иова может быть определено более или менее правдоподобно, то личность ее автора остается совсем неизвестною. Им не был, конечно, Моисей, а считать автором Соломона, как предполагают Григорий Богослов и отчасти Иоанн Златоуст, имеется столько же оснований, сколько и какого-нибудь мудреца его времени. Кейль делает, напр., предположение, что автором был Еман. Неизвестному автору еврею принадлежит, впрочем, только современная редакция кн. Иова; в основе же ее лежит, как думают, запись не еврейского, а арабско-идумейского происхождения: «Происхождение кн. в Аравии подтверждается, — говорит проф. Юнгеров, — обнаруженным в ней близким знакомством с жизнью народов, обитателей Аравии; напр., подробным описанием добывания золота, принятого в Аравии (Иов 28:1-11); понятным слушателям Господа описанием аравийских коней (Иов 39:19-25), страуса, онагра, единорога, павлина (Иов 39:1-18). У библейских писателей евреев ничего подобного не встречается, так как в густо населенной Палестине не могли водиться эти животные, любящие аравийский степной пустынный простор. Богатство Иова состояло, между прочим, из верблюдов (Иов 1:3), а они признаются собственностью жителей пустынь (Ис 30:6), степей, кочевников и номадов (Суд 6:5; 1 Пар 5:21; Иер 49:29). Ни в одной из библейских книг нет далее описания крокодилов, или левиафанов, как в речи Господа (40-41 гл.). Это можно объяснить из того предположения, что евреям, в своем Иордане не видевшим чего-либо подобного, могло быть непонятно такое описание, а арабам, бывавшим в Египте со своими караванами (Быт 37:25-28.36) и видевшим в нильских водах сих животных, оно могло быть понятно. Вообще, иностранное, не еврейское, происхождение книги видно из молчания писателя и описываемых им лиц об евреях, еврейском ветхозаветном законе, событиях еврейской истории и т. п.» (Православный собеседник. 1906, март, с. 336-337). Если же, несмотря на свое нееврейское происхождение, кн. Иова излагает чисто библейское учение о Боге, творении мира, шеоле, добрых и злых духах и совпадает в языке с другими ветхозаветными книгами, то это объясняется тем, что первоначальная запись истории страданий и верований Иова (Иов 19:24-27) сделалась известною какому-либо еврейскому богодухновенному писателю, знакомому с арабским языком. Он перевел ее на еврейский язык, сделал, может быть, известные переделки, приблизил к библейским ветхозаветным воззрениям и при участии божественного вдохновения составил каноническую книгу (Ibid. С. 339). Следы подобной переработки указывают, между прочим, в симметричном исчислении детей и имущества Иова: 7 сыновей и три дочери, 7 000 овец и 3 000 верблюдов; 500 волов и 500 ослиц; — в приурочении бедствий к одному дню, а равно и в строго выполненном плане, постепенности в ходе мыслей, постоянном параллелизме членов и т. п.

Состав и основная мысль книги Иова. Состоящая из 42 гл. книга Иова распадается на пять частей: пролог — 3 гл.; разговоры Иова с друзьями — Иов 3-31; речи Елиуя — Иов 32-37; речи Господа — Иов 38:1-42:6; эпилог — Иов 42:7-end. Из них пролог содержат, как и во всякой драме, завязку действия, — трижды возобновлявшегося спора Иова с друзьями. Не приведший к разрешению вопроса о причинах его страданий, так как спорящие остались при своих взглядах, он близится к концу, благодаря речам младшего друга Елиуя: они вызвали вмешательство Господа, сопровождающееся развязкою действия в эпилоге. В подобные рамки и вставлено содержание кн. Иова, раскрывающее ту главную мысль, что страдания праведника, составляя проявление борьбы между семенем жены и семенем змия (пролог), суть в то же время и показатели ее результатов, — конечного торжества правды, победы добра над злом. Пораженный по клевете сатаны всевозможными бедствиями, Иов остается верен Богу при лишениях материального характера (Иов 1:21-22; Иов 2:10), не изменяет Ему и в том случае, когда подвергается искушениям духовного свойства. Они заключаются в возможности утраты веры в Бога, как правосудное существо, в отречении от Него. И действительно, Иов близок к подобному состоянию. В моменты наибольшей возбужденности, наивысшего отчаяния он представляет Бога существом произвольным, губящим одинаково правых и виновных (Иов 9:22-24) поддерживающим злодеев и нечестивых (Иов 12:6-10; Иов 21:1-16). Всемогущий, не терпящий и не признающий возражений, Господь (Иов 9:4-12) нарушает правду и по отношению к отдельным лицам и целым народам. Управляющая их судьбами божественная премудрость сказывается и проявляется в различного рода катастрофах, приводящих к гибели целые нации (Иов 12:16-25). Подобный взгляд на божественное мироправление равносилен для Иова отказу от прежнего религиозного миросозерцания, одним из главных пунктов которого являлось представление о Боге, как правосудном существе (Иов 29:1-5). Но отказаться от того, с чем сроднилась душа, что составляло ее жизнь, заветные убеждения, нельзя без борьбы. С новым представлением о Боге, сложившимся под влиянием страданий и особенно разговоров с друзьями, не мирятся ум и сердце страдальца. Последнее жаждет видеть в Боге милостивого, правосудного Судию (Иов 14:13-15; Иов 23:3-7); на помощь ему является рассудок, придумывающий целый ряд соображений, при помощи которых Иов старается оправдать отношение к себе Бога, представить Его существом правосудным (Иов 10:2-12). В результате подобной борьбы вера побеждает сомнение (Иов 16:19; Иов 19:25-27). На Иове оправдываются его собственные слова, что поражаемый бедствиями «праведник будет крепко держаться пути своего, и чистый руками будет больше и больше утверждаться» (Иов 17:9). В силу вековой борьбы добра со злом страдания праведников, — представителей правды, — неизбежны. В качестве же факта личной, субъективной жизни они находят оправдание, возмещение в своих результатах, — в укреплении праведника в добре — «я крепился бы в моей беспощадной болезни, ибо я не отвергся изречений Святого» (Иов 6:10).

Подлинность книги Иова. Библейская исагогическая литература не знает примера отрицания подлинности всей книги Иова. Сомнению подвергаются лишь отдельные части: пролог (Иов 1:2), эпилог (Иов 42:7-17), речь Иова о божественной премудрости с предшествующим рассуждением о наказании нечестивых (Иов 27:7-23; Иов 28), описание бегемота и левиафана (Иов 40:10-41:26) и, наконец, речи Елиуя (Иов 32-37).

Подлинность пролога и эпилога отвергаются прежде всего на том главном основании, что в противоположность остальным частям книги они написаны прозою. Но если, по справедливому замечанию Кейля, середина книги без исторического введения и заключения была бы торсом без головы и ног, то, с другой стороны, написанные прозою пролог и эпилог носят несомненный поэтический характер. За это ручается соразмерность в исчислении животных (Иов 1:3), описание небесного совета (Иов 1:6), поэтический параллелизм в речи Иова (Иов 1:21). Другое данное для отрицания пролога и эпилога заключается в предполагаемом противоречии их идее книги. В то время как она высказывает свой особый, глубокий взгляд на страдания, автор введения, особенно заключения, держится обычной ветхозаветной (Моисеевой) теории мздовоздаяния. Но что касается пролога, то содержащееся в нем учение о загадочности страданий Иова (небесный совет неизвестен ни ему, ни его друзьям) составляет несомненное указание на то, что при его составлении автором были приняты во внимание взгляды книги на данный предмет. Эпилог, действительно, проводит Моисееву теорию о мздовоздаянии и применяет ее к Иову. Но это объясняется тем, что одно словесное оправдание Иова без возвращения земного благосостояния не в состоянии удовлетворить ветхозаветного человека. В качестве признаков неподлинности пролога и эпилога указывают, наконец, на употребление в них божественного имени Иегова, — в поэтической части оно не встречается, а заменяется именами Элохим, Шаддай, на противоречие между Иов 1:18-19 и Иов 19:17 и учение о сатане, — продукт персидского влияния. Первое возражение основывается на простом недоразумении. Имя Иегова дважды встречается в поэтической части (Иов 12:9; Иов 28:28) и не менее пяти раз в речах Господа (Иов 38:1; Иов 40:1.3.6; Иов 42:1). Более частое употребление в речах Иова и его друзей имен Элохим, Шаддай объясняется стремлением автора сообщить всему действию колорит патриархального, домоисеевого периода, ввиду чего он и избегает имени Бога завета — Иегова (ср. Исх 6:3). По поводу второго возражения см. объяснение Иов 19:17 и третьего — конец отдела «Введения» «о времени написания кн. Иова».

Основанием для отрицания подлинности Иов 27:7-23 и Иов 28 служит явное противоречие содержащегося в них учения с основными взглядами Иова. В Иов 27:7-23 сам страдалец излагает ту самую теорию мздовоздаяния, — наказания грешников, которую он же усиленно и настойчиво опровергает во многих речах (см. напр. Иов 21:7-34; Иов 24). Гл. 28 изображением божественной, непостижимой для человека, премудрости стремится возбудить чувство смирения пред Богом, что не соответствует горделивой уверенности Иова в своей правоте и вытекающему из нее нежеланию покаяться (см. напр. Иов 9:21). Но признавая в Иов 27:7-23 факт божественного наказания грешников, Иов хочет исправить свой прежний односторонний взгляд, сводящийся к отрицанию божественного правосудия (см. еще толкование данных стихов). Всецело отвергать его нельзя, и в то же время невозможно отрицать и случаев безнаказанности грешников (Иов 21:7-34). Чтобы оттенить данную мысль, Иов и описывает в 28 гл. непостижимую для человека божественную премудрость: ее деятельность при распределении в жизни людей счастья и бедствий представляет много загадочного.

В качестве интерполяций Иов 40:10-27 и 41 гл. составляют, по мнению Эвальда, Мейера, Дильмана и Фюрста, произведение какого-нибудь иудея VI века, бывавшего в Египте и описавшего двух нильских животных. Основанием считать их позднейшею вставкою служат следующие соображения. 1) Смысл и цель речей Иеговы не допускают в данном месте описания животных. Наглядное при посредстве его изображения божественного всемогущества уместно в первой речи, но не во второй, раскрывающей мысль о божественном правосудии. 2) Самый способ доказательства божественного всемогущества не достигает цели. Если все животные, не исключая бегемота и крокодила, подчинены человеку (Быт 1:26), то что же удивительного в том, что они повинуются Богу? Во-вторых, бегемот и крокодил — египетские животные, неизвестные жителям Палестины, а потому и описание их силы не может произвести особенного, необходимого в данном случае, впечатления. 3) Пространное описание животных совершенно излишне для целей второй речи, вполне законченной в Иов 40:1-9. И наоборот, Иов 41:26 не составляет заключения, не содержит указания, что теперь должен отвечать Иов (Иов 42:1-17).

Что касается первого возражения, то оно упускает из внимания, то обстоятельство, что автору чуждо отделение божественного всемогущества от правосудия. Уже из первой речи видно, что всемогущий, вносящий Своею силою порядок и гармонию в видимую природу, Господь есть в то же время и правосудный. Равным образом и описание двух исполинских животных, символов злой, восстающий против Бога силы, дает понять, что всемогущий и всеправедный Господь смиряет проявления зла. Неуместность и слабость второго возражения видна из того, что по тем же основаниям мы должны заподозрить подлинность описания землетрясений, затмения солнца (Иов 9:5-6), замечания об Орионе (Иов 38:31) и т. п.: не все обитатели Палестины были свидетелями первых явлений, не всем известно расположение звезд в созвездии Ориона (см. толкование). Не имеет силы и третье возражение. Если бы вторая речь Господа обнимала начальные девять стихов 40 гл., то она была бы слишком кратка по сравнению с первой и не могла бы возбудить в Иове сознания своего ничтожества и божественного всемогущества (Иов 42:2). И наоборот, при современном составе книги оно прекрасно подготовляется как замечанием Иов 40:2-3, так и заключительными штрихами в описании крокодила (Иов 41:26).

Основания, по которым ученые, — Эйхгорн, де Ветте, Шрадер, Мейер, Эвальд, Дильман, Давидсон, Ренан и др., из новейших Лей, — заподазривают подлинность речей Елиуя, следующие. 1) Об Елиуе ни слова не говорится ни в прологе, ни в эпилоге, и там и здесь упоминаются лишь три друга. Он выступает совсем неожиданно. В действительности, умолчание об Елиуе в прологе и эпилоге не составляет доказательства, будто его не было с друзьями, будто данное лицо вымышлено после и вставлено в книгу другим писателем. Елиуй был молод сравнительно с тремя друзьями и пришел, по его собственным словам, не для того, чтобы говорить, а чтобы слушать речи старших (Иов 32:3-7). Ввиду этого писатель и умалчивает о нем до тех пор, пока не настала необходимость ввести и его в круг действий. Излишне упоминание об Елиуе и в эпилоге: он не был виновен за свои речи пред Богом и Иовом. Божественный гнев простирается лишь на трех старших друзей (Иов 42:7). 2) Речи Елиуя будто бы насильственно прерывают связь между последнею речью Иова и речами Иеговы. Вступление к этим последним необходимо предполагает, что Иов говорил непосредственно пред Господом, и отрывочный конец его последней речи (Иов 31:38-40) объясняется только тем, что он вдруг был прерван Иеговою. Но если речь Господа имеет непосредственное отношение к последней речи Иова, а не к речам Елиуя, то это еще не говорит за то, что последние вставлены после. Бог вступает в разговор с Иовом по его собственному желанию (Иов 31:35), а потому и Его слова должны непосредственно относиться к последней речи страдальца. Притом же Иов в продолжении речей Елиуя молчал, сообразно с чем они стоят совершенно отдельно, не так как, речи первых трех друзей, из которых Иов на каждую давал ответ. Смолкнувшего Иова Бог и вызывает на ответ (Иов 38:1). Не давший ответа равному себе существу (Иов 38:4-7), может ли он возражать Господу? Переход от речей Елиуя к речам Иеговы вполне естествен и ясен. С внешней стороны он подготовлен тем, что последняя речь Елиуя произносится пред наступлением грозы (Иов 37:2-4), и вслед за этим в буре является Господь. Напрасно, наконец, и заявление, что речи Иова не окончены, так что Господь прерывает их. Наоборот, его последняя защитительная речь относится ко всему ранее им сказанному о своей невинности, как скрепляющая, удостоверяющая письмо подпись; — она то же самое, что «тав», последняя буква еврейского алфавита, употребляемая для засвидетельствования чего-нибудь (см. толков. 31:35). 3) Замечается резкий контраст между пространным введением в речи Елиуя (Иов 32:2-6) и кратким замечанием о прибытии друзей. Введение в речи Елиуя необходимо для определения личности нового собеседника, выяснения его отношения к предшествующим ораторам. В них он выступает в роли третейского судьи между спорящими. Елиуй старается выяснить ошибки, которые допустил Иов в своих речах, и не касается вопроса о его греховности. И с этой стороны он подготовляет речи Господа, указывающего страдальцу новые, неотмеченные Елиуем, промахи в его суждениях. Поэтому-то во введении к речам Елиуя и отмечается его мудрость. 4) Сообразно с ответом Иова на речи друзей естественно ожидать, что он не оставит без возражения и речи Елиуя, чего, однако, не замечается. Молчание Иова не представляет ничего особенного, если принять во внимание тот контраст, который наблюдается между спорящими с Иовом друзьями и стоящим выше партийных счетов Елиуем. Его рассуждения подготавливают развязку действия, — в обличении неправых суждений Иова указывают тот путь, которым может быть поддержана его вера. И если цель автора указать, каким образом разрешаются сомнения Иова, каким образом вера в Бога торжествует в нем над сомнением, а к этому и направляются речи Елиуя, то странно требовать, чтобы он ввязал Иова в спор с новым другом. Это значило бы оттягивать решение вопроса. 5) Неподлинность речей Елиуя доказывают, наконец, их арамейской окраской и особенностями в слоге, — употреблением слов и оборотов, неизвестных речам остальных друзей. Но арамеизмы в речах Елиуя объясняются его арамейским происхождением из поколения Вуза (Иов 32:2). Представитель иного, чем друзья, племени, Елиуй и говорит иначе. Что автор намеренно сообщил речам Елиуя арамейскую окраску, это видно из того, что она заметна только в двух случаях (Иов 32:6-22; Иов 36:2-33).

См. «Понятие о Библии».

Третий отдел ветхозаветных священных книг составляют в греко-славянской Библии книги «учительные», из которых пять — Иова, Псалтирь, Притчи, Екклезиаст и Песнь Песней признаются каноническими, а две — Премудрость Соломона и Премудрость Иисуса сына Сирахова1Современный распорядок учительных книг в греко-славянской Библии несколько отличается от древнего. Именно в Синайском кодексе они расположены в таком виде: Псалтирь, Притчи, Екклезиаст, Песнь Песней, Премудрость Соломона, Сирах, Иов; в Ватиканском списке за кн. Песнь Песней следует Иов и далее Премудрость Соломона и Сирах. неканоническими. В противоположность этому в еврейской Библии двух последних, как и всех вообще неканонических, совсем не имеется, первые же пять не носят названия «учительных», не образуют и особого отдела, а вместе с книгами: Руфь, Плач Иеремии, Есфирь, Даниил, Ездра, Неемия, первая и вторая Паралипоменон, причисляются к так называемым «кетубим», «агиографам», — «священным писаниям». Сделавшееся у раввинов-талмудистов техническим обозначением третьей части Писания название «кетубим» заменялось в древности другими, указывающими на учительный характер входящих в ее состав произведений. Так, у Иосифа Флавия современные учительные книги, кроме Иова, известны под именем «прочих книг, содержащих гимны Богу и правила жизни для людей» (Против Аппиона I, 4); Филон называет их «гимнами и другими книгами, которыми устрояется и совершенствуется знание и благочестие» (О созерцательной жизни), а автор 2-ой маккавейской книги — «τὰ του̃ Δαυιδ καὶ ἐπιστολὰς βασιλέων περὶ ἀναθεμάτων» — «книги Давида и письма царей о приношениях» (2:13). Наименование «τὰ του̃ Δαυιδ» тожественно с евангельским названием учительных книг псалмами» («подобает скончатися всем написанным в законе Моисееве и пророцех и псалмех о мне»; Лк 24:44), а это последнее, по свидетельству Геферника, имело место и у раввинов. У отцов и учителей церкви, выделяющих, согласно переводу LXX, учительные книги в особый отдел, они также не носят современного названия, а известны под именем «поэтических». Так называют их Кирилл Иерусалимский (4-е огласительное слово), Григорий Богослов (Σύταγμα. Ράκκη, IV, с. 363), Амфилохий Иконийский (Ibid. С. 365), Епифаний Кипрский и Иоанн Дамаскин (Точное изложение православной веры. IV, 17). Впрочем, уже Леонтий Византийский (VI в.) именует их «учительными», — «παραινετικά» (De Sectis, actio II. Migne. Т. 86, с. 1204).

При дидактическом характере всего Священного Писания усвоение только некоторым книгам названия «учительных» указывает на то, что они написаны с специальной целью научить, вразумить, показать, как должно мыслить об известном предмете, как его следует понимать. Данную цель в применении к религиозно-нравственным истинам и преследуют, действительно, учительные книги. Их взгляд, основная точка зрения на учение веры и благочестия — та же, что и в законе; особенность ее заключается в стремлении приблизить богооткровенную истину к пониманию человека, довести его при помощи различных соображений до сознания, что ее должно представлять именно так, а не иначе, Благодаря этому, предложенная в законе в форме заповеди и запрещения, она является в учительных книгах живым убеждением того, кому дана, кто о ней думал и размышлял, выражается как истина не потому только, что открыта в законе, как истина, но и потому, что вполне согласна с думой человека, стала уже как бы собственным его достоянием, собственной его мыслью. Приближая богооткровенные истины к человеческому пониманию, учительные книги, действительно, «совершенствуют сознание и благочестие». И что касается примеров такого освещения их, то они прежде всего наблюдаются в кн. Иова. Ее главное положение, вопрос об отношении правды Божией к правде человеческой, трактуется автором с точки зрения его приемлемости для человеческого сознания. Первоначально сомневавшийся в божественном правосудии, Иов оказывается в результате разговоров уверовавшим в непреклонность божественной правды. Объективное положение: «Бог правосуден» возводится на степень личного субъективного убеждения. Подобным же характером отличается и кн. Екклезиаст. Ее цель заключается в том, чтобы внушить человеку страх Божий (Иов 12:13), побудить соблюдать заповеди Божии. Средством к этому является, с одной стороны, разъяснение того положения, что все отвлекающее человека от Бога, приводящее к Его забвению, — различные житейские блага не составляют для человека истинного счастья, и потому предаваться им не следует, и с другой — раскрытие той истины, что хранение заповедей дает ему настоящее благо, так как приводит к даруемому за добрую жизнь блаженству по смерти, — этому вечно пребывающему благу. Равным образом и кн. Притчей содержит размышления о началах откровенной религии, законе и теократии и влиянии их на образование умственной, нравственной и гражданской жизни Израиля. Результатом этого размышления является положение, что только страх Господень и познание Святейшего составляют истинную, успокаивающую ум и сердце, мудрость. И так как выражением подобного рода мудрости служат разнообразные правила религиозно-нравственной деятельности, то в основе их лежит убеждение в согласии откровенной истины с требованиями человеческого духа.

Раскрывая богооткровенную истину со стороны ее согласия с пониманием человека, учительные книги являются показателями духовного развития народа еврейского под водительством закона. В лице лучших своих представителей он не был лишь страдательным существом по отношению к открываемым истинам, но более или менее вдумывался в них, усваивал их, т. е. приводил в согласие со своими внутренними убеждениями и верованиями. Погружаясь сердцем и мыслию в область откровения, он или представлял предметы своего созерцания в научение, для развития религиозного ведения и споспешествования требуемой законом чистоте нравственности, как это видим в кн. Иова, Екклезиаст, Притчей и некоторых псалмах (78, 104, 105 и т. п.), или же отмечал, выражал то впечатление, которое производило это созерцание на его сердце, в лирической форме религиозных чувствований и сердечных размышлений (Псалтирь). Плод богопросвещенной рефлексии о божественном откровении, данном еврейскому народу в закон, учительные книги носят по преимуществу субъективный характер в отличие от объективного изложения истин веры и благочестия в законе и объективного же описания жизни еврейского народа в книгах исторических. Другое отличие учительных книг — это их поэтическая форма с ее характерною особенностью — параллелизмом, определяемым исследователями еврейской поэзии как соотношение одного стиха с другим. Это — род рифмы мысли, симметрия идеи, выражаемой обыкновенно два или иногда три раза в различных терминах, то синонимических, то противоположных. Сообразно различному взаимоотношению стихов параллелизм бывает синонимический, антитический, синтетический и рифмический. Первый вид параллелизма бывает тогда, когда параллельные члены соответствуют друг другу, выражая равнозначащими терминами один и тот же смысл. Примеры подобного параллелизма представляет Пс 113 — «когда Израиль вышел из Египта, дом Иакова (из среды) народа иноплеменного, Иуда сделался святынею Его, Израиль владением Его. Море это увидело и побежало, Иордан возвратился назад, горы прыгали, как овцы, и холмы, как агнцы». Параллелизм антитический состоит в соответствии двух членов друг другу через противоположность выражений или чувств. «Искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего. Сытая душа попирает и сот, а голодной душе все горькое сладко» (Притч 27:6-7). «Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся. Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо» (Пс 19:8-9). Параллелизм бывает синтетическим, когда он состоит лишь в сходстве конструкции или меры: слова не соответствуют словам и члены фразы членам фразы, как равнозначащие или противоположные по смыслу, но оборот и форма тожественны; подлежащее соответствует подлежащему, глагол — глаголу, прилагательное — прилагательному, и размер один и тот же. «Закон Господа совершен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых; повеления Господа праведны, веселят сердце; страх Господа чист, просвещает очи» (Пс 18). Параллелизм бывает, наконец, иногда просто кажущимся и состоит лишь в известной аналогии конструкции или в развитии мысли в двух стихах. В этих случаях он является чисто рифмическим и поддается бесконечным комбинациям. Каждый член параллелизма составляет в еврейской поэзии стих, состоящий из соединения ямбов и трохеев, причем самый употребительный стих евреев — гептасиллабический, или из семи слогов. Стихами этого типа написаны кн. Иова (Иов 3:1-42:6), вся книга Притчей и большинство псалмов. Встречаются также стихи из четырех, пяти, шести и девяти слогов, чередуясь иногда с стихами различного размера. Каждый стих является, в свою очередь, частью строфы, существенным свойством которой служит то, что она заключает в себе единую, или главную, мысль, полное раскрытие которой дается в совокупности составляющих ее стихов. Впрочем, в некоторых случаях то две различные мысли соединены в одной строфе, то одна и та же мысль развивается и продолжается далее этого предела.

Скрыть
Комментарий к текущему отрывку
Комментарий к книге
Комментарий к разделу

8 а) Или: день.


8 б) Т.е. морское чудище.


«Ты сказал: „Кто это безрассудно омрачает Мой промысел?“ Говорил я так потому, что не разумел деяний Твоих чудных, непостижимых для меня. О них не ведал… Раньше я лишь слышал о Тебе, а теперь вижу Тебя своими очами. Потому отрекаюсь я от слов своих и раскаиваюсь в прахе и пепле» (42:3, 5, 6).

Эта исповедь великого страдальца из земли Уц записана в одноименной книге Библии, Книге Иова, выдающемся произведении ближневосточной и мировой литературы. Эту книгу по праву можно считать уникальной. На ее страницах едва ли не впервые предельно остро, бескомпромиссно и масштабно зазвучала тема о незаслуженном, невинном страдании человека. И несмотря на то, что схожие сюжеты встречаются в месопотамских и египетских источниках эпохи Ветхого Завета, «Иов» «возвышается как пирамида в истории литературы, без предшественника и без соперника».

Книга начинается с пролога (главы 1, 2), в котором говорится о праведном и богобоязненном человеке: «Жил некогда человек в земле Уц, звали его Иов. Был он непорочен и честен, пред Богом он благоговел и избегал зла» (1:1). Но в один из дней на него одна за другой обрушились беды: сначала Иов лишился всего нажитого добра (халдейские разбойники и сабеяне угнали огромные стада верблюдов и волов), потом пережил ужасную смерть десятерых детей, погибших под развалинами рухнувшего дома, затем поражен он был «лютыми язвами с ног до головы» (2:7), и сокрушен язвительными, жестокими словами собственный жены, посоветовавшей ему похулить Создателя: «Ты всё еще тверд в непорочности своей? Уж лучше прокляни Бога - и умри!» (2:9)

О случившемся несчастии Иова прослышали трое его друзей - Элифаз, Билдад и Цофар - которые пошли к нему поддержать его, утешить страдальца. «Семь дней и семь ночей», как подчеркивает рассказчик, сидели они рядом, пытаясь ответить на главный мучивший его вопрос: почему, за какую провинность он страдает? У каждого из них свой взгляд, своя точка зрения, которую каждый из них пытается отстоять и доказать, и порой язвительные укоры всезнающих друзей больно ранят чуткого Иова. Он ошеломлен близорукостью «жалких утешителей» (16:2), дерзостью их неслыханных обвинений. Большая часть книги (главы 3-31) состоит из ярких речей и живых диалогов друзей Иова.

Главная тема книги - незаслуженное страдание праведника: почему Бог допускает, чтобы страдал невиновный человек? Друзья Иова убеждены, что страдания посылаются Богом как наказание за грехи, но их объяснения упускают из виду один из наиболее трагических вопросов: почему праведные страдают и почему нечестивцы процветают, если Бог справедлив? Иов отказывается принять их мертвящие душу, зачастую формально правильные, но неуместные ответы, которые идут вразрез с жизнью и его собственным духовным опытом. Он обращается за ответом к Богу и открыто выражает Ему свой протест: «Не буду я сдерживать свой язык, поведаю о том, как дух мой страдает, выскажу огорчение души моей!» (7:11) Ему кажется, что он отвергнут Богом, что Бог лишил его Своей милости и стал его неумолимым врагом: «Зачем Ты скрываешь Свое лицо и меня врагом Своим считаешь?» (13:24). И это ощущение богооставленности для Иова мучительнее всех понесенных им утрат и физической боли: «Зачем жизнь тому, чей путь потерян, кому Бог поставил преграду?» (3:23) Ответ Бога Иову «из бури» неожидан, парадоксален и не содержит ожидаемого Иовом объяснения причин незаслуженных страданий - это, скорее, вызов Иову.

В вопросах Бога к Иову о его способности постичь тайны мироздания содержится намек на ограниченность возможностей человеческого разума и пределы рационального познания. В книге Иова, как было верно подмечено некоторыми исследователями, ставится не богословская и не философская задача, а задача духовная, религиозная. Само явление Бога Иову - это, прежде всего, действие благодати Божьей, заверение и свидетельство того, что в его нынешних страданиях он не отвергнут и не оставлен Богом.

Из пролога мы также узнаем о Противнике Бога, который ставит под вопрос бескорыстность и непорочность Иова, мы узнаем о том, что Бог позволил сатане подвергнуть Иова испытанию: «Однажды вновь собрались сыны Божьи, чтобы предстать пред Господом. Вместе с ними пришел и Противник… „Ты приметил слугу Моего Иова? - спросил Господь. - Нет больше на земле такого человека: непорочен он и честен… Вот он весь - в твоей власти, только жизнь ему сохрани» (2:1, 3, 6). Но об этом парадоксальном, непостижимом диалоге Иов не знает, от него сокрыто то, что мы, читатели, узнаем с первых страниц: в вышнем мире происходит великий «спор» между Богом и сатаной - «спор», который отчасти объясняет случившуюся трагедию.

В книге Иова поставлены важнейшие духовные вопросы: справедлив ли Бог? Верен ли Он Своим обетованиям? Может ли смертный человек совершенно бескорыстно доверяться Богу и служить Ему? Содержание книги становится понятнее в контексте библейского учения о Завете-Союзе между Богом и человеком, между Богом и избранным Им народом.

В Книге Иова боговдохновенный автор открывается нам и как великий художник слова, поэт и мыслитель. Избрав диалог как форму разрешения глубочайшей проблемы, он стал одним из зачинателей нового типа художественного мышления, который тысячелетия спустя назовут полифоническим. Позволив всем участникам спора изложить свои точки зрения, автор древнего текста, тем не менее, отдает предпочтение честно вопрошающему к Богу Иову, а не заискивающим перед Богом знатокам-ортодоксам, которые в полемике с Иовом порой выражают немало ценных и бесспорных идей. Однако им, к сожалению, не по силам понять, что произошло с Иовом и что он переживает в глубине души: их представления догматичны и односторонни. Они настолько увлечены полюбившимися им идеями, что, находясь рядом с человеком, гниющим заживо, внутренне к нему безразличны. Книга Иова отвергает примитивные и поспешные попытки решить проблему незаслуженных страданий, истинные причины которых нередко остаются тайной. Глубочайший духовный опыт Иова - это опыт духовного роста и мужания.

Страдания не всегда, но очень часто приближают человека к Богу, и, проходя огненные испытания, многие возрастают в вере. Самое ценное в опыте Иова то, что, страдая невинно, он не отрекается от Бога, а уповает на Него. В этом великий пример Иова для нас и его духовный подвиг. Иов направляет к Богу все свои вопросы и горечь отчаяния, он обращает к Нему молитву о помощи и исповедь: «Твои руки сотворили меня… Ты даровал мне жизнь и любовь Свою, и Твоим попеченьем дышу я… Знаю, Ты можешь всё, для Тебя нет неисполнимых замыслов…Раньше я лишь слышал о Тебе, а теперь вижу Тебя своими очами. Потому отрекаюсь я от слов своих и раскаиваюсь в прахе и пепле» (10:8, 12; 42:2, 5, 6). Близость Бога, присутствие Божие и заверение в том, что он принят и оправдан Богом, для Иова дороже и целительнее того ответа, который он надеялся получить.

Завершается книга эпилогом, в котором звучит заверение о том, что и при жизни праведника для него есть достойное воздаяние: всё потерянное возвращено Иову, но гораздо важнее тот опыт, который Иов пережил, оставшись верным Богу и тем прославив Его; даже переживая неисчислимые бедствия, слуга Божий Иов говорил о Нем правду. Книга Иова перекликается с пророчеством об искупительной миссии «страдающего Божия Слуги» и предвосхищает весть Евангелия об искупительной жертве Иисуса Христа.

Скрыть

Мысли вслух: ежедневные размышления о Библии

 

Первая речь Иова, в которой он проклинает свое появление на свет, звучит как итог тех нечеловеческих мук, которые он... 

 

Даже Иову, готовому принимать от Бога всё, было нелегко удержаться в первоначальном состоянии душевного равновесия... 

 

Первыми словами Иова стали слова проклятия. Он проклинает день своего рождения... 

Библиотека

Благодаря регистрации Вы можете подписаться на рассылку текстов любого из планов чтения Библии

Мы планируем постепенно развивать возможности самостоятельной настройки сайта и другие дополнительные сервисы для зарегистрированных пользователей, так что советуем регистрироваться уже сейчас (разумеется, бесплатно).